Селфи

– Вот спасибо. А то, благодаря своему папеньке, я с детства марши ненавижу. А, кстати, почему ты дал нам на разговор всего три минуты? – полюбопытствовал Митя, одновременно распечатывая бутылку. Я пожал плечами:

– А потом либо ты сам уйдёшь, либо я тебя выкину.

– Да ну? – усмехнулся Кузнецов и выдернул пробку сильными пальцами. – А что так воинственно, зайка?

– А я устал и мне завтра рано вставать... зайка.

– Ну раз так, то сядь и не отсвечивай, – посоветовал мне Кузнецов. – Не люблю, когда надо мной зависают.

Подумав, я не подчинился. Окинув взглядом мою боевую позу, Кузнецов прикинул – и налил себе в стакан не сто, а двести.

– Слушай, Митя, – попросил я, – ты давай уже говори что-нибудь, а то одна минута прошла.

В ответ Кузнецов преспокойно отхлебнул мой «Glenkinchie», посмаковал его с видом знатока, с явным одобрением кивнул и прищурился на меня:

– Вообще-то, Исаев, я к тебе пришёл насчет Ирки.

– А вот «насчёт Ирки» не надо, – ответил я.

– А почему «не надо»?

– Да потому что мне «насчёт вас с Иркой» в принципе не интересно.

– Ага, – Кузнецов снова отпил из стакана. – А скажи мне, Андрюха, я правильно понимаю, что мой любимый батюшка сказал тебе, что... как это? – а, вот: «Ира – лучший друг моего Мити, и они любят друг друга». Так дело было?

Я промолчал и пожал плечами. Кузнецов стрельнул в меня глазами и снова посмаковал виски.

– Митя...– окликнул своего «гостя» я.

– Что, налить, Андрюша? – с явной издёвкой спросил тот.

– Нет. Просто хочу предупредить, что прошло уже две минуты, и моё терпение, мягко говоря, на исходе.

– Ну что ж, тогда...– и Кузнецов со стуком отставил свой стакан в сторону, – раз ты мне помочь не хочешь, то я сам начну этот разговор. Значит так. У меня с Ирой давно ничего нет, потому что я ей не нужен.

И вот тут я разозлился так, что у меня даже свело ногу. Перевернув стул, я оседлал его и впился глазами в Митю.

– А знаешь, что, Кузнецов? – сказал я. – А действительно, давай поговорим. Пофиг на три минуты. Скажи-ка мне, зайка, ты её любишь?

– Однозначно. Всегда. Безусловно. Люблю, – моментально ответил Митя, чем и сразил меня наповал. – А с чего бы мне не любить её? – раздумчиво переспросил Кузнецов. – Она умная, она порядочная, она очень красивая. – Митя сложил в замок руки и потёр большими пальцами кончик длинного носа. – К тому же она – мой друг. Друг настоящий и преданный: она никогда не предаст и никогда не обманет. С ней только одно нельзя делать: воспринимать её в своей жизни, как должное. Однажды я совершил эту ошибку... А знаешь, что помешало мне привязать её к себе?

– Слушай, Митя, а не пошёл бы ты...

– Ты, – сказал Митя. – Мне помешал ты. И, может быть, было бы лучше, если бы тебя, Исаев Андрей, вообще не было в её жизни.

Ещё не вдумываясь в смысл этих слов, я уже подобрался, ожидая, что Митя сейчас закончит прелюдию и попытается дать мне промеж глаз. Но Кузнецов потянулся к бутылке, долил себе ещё в стакан, однако пить не стал. Положив крепкие руки на столешницу, он стиснул левую в кулак, а пальцами правой угрюмо провёл по глади стакана, и поднял на меня зелёные тоскливые глаза.

– Лучше б ей никогда не встречаться с тобой, – тихо и медленно начал он. – Тогда ей бы не пришлось пытаться произвести на тебя впечатление. Не пришлось бы с ума потом сходить из-за того, что у неё этого не получилось. Не пришлось бы плакать у меня на плече. Не было бы потом ни её разбитого сердца, ни её разрушенных надежд. И ей не пришлось бы после того, что ты с ней недавно сделал, ощутить себя полным ничтожеством. Она – девочка правильная, Андрей, просто однажды влюбилась не в того парня... Но самое ужасное заключается в том, что она всё ещё любит этого парня. Она любит тебя. И любит до самозабвения.

Я опустил подбородок в ладони и посмотрел на Митю.

– Прикольно, – сказал я. – Любит она меня вечно, ага... А позволь мне задать тебе пару вопросов? – Митя кивнул. – Скажи, она ведь жила с тобой? Она к тебе переехала?