#Selfmama. Лайфхаки для работающей мамы

За последние сто лет появились десятки весьма убедительных и правдоподобных теорий, объясняющих любые проблемы маленьких или выросших детей через то, что из родители делали/не делали, чувствовали/не чувствовали, хотели/не хотели, давали слишком мало/слишком много. Некоторые из них потом опровергаются, как были опровергнуты идеи, что детский аутизм – следствие отвержения матери, а мужская гомосексуальность – попытка заменить любовь отца, что сон с родителями вызывает у детей сексуальное возбуждение и делает их нервными, что дети всегда ненавидят младших братьев и сестер и мечтают об их смерти, и многое, многое другое. Но пока они перестали восприниматься как истина, многие любящие и заботливые родители были объявлены или сами себя считали виноватыми в проблемах детей, и очень может быть, что эти домыслы разрушили чьи-то жизни, отношения, семьи. Некоторые столь же голословные утверждения до сих пор безапелляционно повторяются в монографиях и в популярных публикациях. При этом они редко бывают вовсе вздорными, там всегда может найтись зерно истины, любой талантливый автор что-то видит, понимает, угадывает. За любой теорией есть успешные примеры из практики, для кого-то именно этот подход «попадает» в самый нервный узел проблемы и помогает этот узел развязать.

Вот навскидку цитата из женского журнала, мнение эксперта-психолога:

«Период до года невероятно важен для последующей жизни крохи, – рассказывает психолог. – Ученые выяснили: если младенец находится в разлуке с матерью больше 21 дня, у него формируется состояние депривации. Это глубокая психологическая травма, которая впоследствии не корректируется ни одним методом психотерапии».

У скольких мам при словах «травма, которая не корректируется ни одним методом» земля покачнулась под ногами и в глазах потемнело? Кто-то стал с ужасом вспоминать, как уехал сдавать сессию, в командировку или попал в больницу. Что же, теперь все ужасно? Ребенок жестоко и непоправимо пострадал, ведь это «выяснили ученые»?

Разбираемся внимательно. Видимо, в основе утверждения эксперта лежит сделанное еще в 30-х годах прошлого века Рене Спицем описание состояния госпитальной депрессии, возникающей в результате материнской депривации. Но описывал Спиц младенцев, оставшихся совсем без семьи в весьма суровом медицинском учреждении, где требования гигиены и стерильности ставились намного выше психологических потребностей детей, их не брали на руки, с ними не разговаривали. И даже в этих условиях впадали в госпитальную депрессию далеко не все младенцы, а только часть их них, возможно, более чувствительные дети. А уж помогала ли им потом какая-либо терапия, это науке и вовсе неизвестно.

Много лет работая с приемными родителям, я могу сказать, что опыт депривации (обычно длящейся гораздо больше 21 дня и в условиях казарменного типа учреждения, часто еще и с плохой заботой, а то и с жестоким обращением) действительно может сказываться долгие годы.

Также известно, что классические «разговорные» методы терапии, при которых клиент много часов говорит с терапевтом о своей проблеме, обсуждая ее во всех нюансах, не очень эффективны в работе с ранними травмами.

Какое, скажите на милость, все это имеет отношение к ребенку, который, пока мама была в больнице или в отъезде, не слезал с рук у любящей бабушки, папы или старших детей, которого утешали и обнимали, когда он грустил и расстраивался, а после возвращения мамы она его любила и заботилась о нем? Конечно, ему не будет хорошо от разлуки с мамой, он может страдать, может приболеть, позже может понадобиться время, чтобы он пережил обиду и успокоился. Но это часть жизни – иногда нам бывает плохо и грустно, и потом нужно время, чтобы вернуться в норму. При чем здесь «травма на всю жизнь»? Зато травма у мамы столь категоричным высказыванием эксперта уже точно обеспечена.

Да, длительное разлучение с материю в раннем возрасте – событие травматичное, по возможности надо такого избегать. Но будут ли стойкие последствия, зависит не только от количества дней, но и от особенностей ребенка, состояния его здоровья, и того, где и с кем он останется, как с ним обращаются в отсутствие матери, как она будет себя вести по возвращении и еще от множества факторов. Если даже травма разовьется, то еще в десятки раз большее число факторов будут определять, сможет ли ребенок преодолеть ее последствия, сам или с чьей-то помощью. Мы можем даже никогда не узнать, что именно помогло – например, какой-то мультик или сказка, которые он любил, или какой-то конкретный случай, когда он позвал, и она пришла, и этот опыт заместил прежний травматичный. Но даже если он вырастет, не преодолев последствия травмы, он может сделать это в каких-то следующих отношениях, например, переходя на крик к собственному ребенку.