Сэлинджер

Генри Грюнвалд: Дискуссия запросто может стать навязчивой и чрезмерной, излишней. Возможно, нам всем следует соблюдать мораторий на разговоры в духе Сэлинджера. Но мы этого не делаем, и [литературный критик] Джон Уэйн объяснил, почему мы этого не делаем. Уэйну не нравится «Симор» по всем обычным причинам, и он, в сущности, высказывает очень печальное предположение о том, что Сэлинджер в этой повести очень жестоко обходится со своими читателями. Но Уэйн признает: «Мы не уходим. Мы остаемся как приросшие к месту. Мы не в состоянии идти куда-то еще. Поскольку никто не предлагает того, что предлагает мистер Сэлинджер».

Марк Дэвид Чэпмен: Я не виню книгу. Я виню себя за то, что я прополз в книгу, и я определенно хочу сказать, что Дж. Д. Сэлинджер и «Над пропастью во ржи» не заставили меня убить Джона Леннона. На самом деле я написал Дж. Д. Сэлинджеру (кто-то дал мне номер его почтового ящика) и принес извинения за это. Меня это огорчало. Это – моя вина. Я прокрался в роман, нашел на его страницах свою мнимую личность… и разыграл роман. Холден не был склонен к насилию, но у него было страстное желание застрелить кого-нибудь, расстрелять всю обойму в брюхо того малого, который сделал ему плохо. В сущности, он был очень чувствительным человеком, и он, вероятно, никого бы не убил, как убил я. Но это вымысел, а реальностью было ожидание перед «Дакотой».

Джон Леннон – не единственный погибший от этого… Роберт Бардо написал мне три письма. У меня их уже нет. Я порвал их. Это были очень безумные письма… Я испугался[573].

Дэвид Шилдс: Всего за четыре месяца был убит всемирно известный музыкант и политический активист, и едва не убили президента США, который заслужил восхищение благодаря тому, что произнес напоминавшие фразу из кинофильма слова: «Мне следовало пригнуться»[574]. Оба – и Джон Хинкли, и Марк Дэвид Чэпмен – сказали, что на них оказал влияние роман «Над пропастью во ржи». Сэлинджер ежедневно приезжал в Виндзор, Вермонт, и забирал там New York Times. Его письма в газету указывают, что он очень внимательно следил за происходящим. В его доме была большая антенна-тарелка для приема телепередач, и Сэлинджер много смотрел телевизор, в том числе выпуски новостей. В конце 1980 – начале 1981 года Сэлинджера, должно быть, захлестнуло информацией о роли, которую сыграл его канонический роман в двух упомянутых травмирующих событиях. Писатель ни разу не сделал публичного заявления по этому поводу. Возможно, он чувствовал, что его разоблачили. Возможно, он подумал, что Чэпмен и Хинкли погрузились в кровавое насилие, которое скрытно присутствует на страницах его замечательной книги. По некоторым сведениям, в 1979 году Сэлинджер в самую последнюю минуту, уже на стадии гранок, отозвал рассказ из New Yorker. Он никогда больше не опубликовал ни одного рассказа, ни одной книги и даже не приближался к публикации своих произведений. Трудно не думать о том, что Чэпмен и Хинкли не стали стражниками, навечно поставленными у врат воображения писателя.

Этель Нельсон: Помню, что видела Джерри примерно через неделю после убийства Джона Леннона. Джерри одиноко шел по улице, с опущенной головой. Я поздоровалась с ним, но он прошел, не ответив на мое приветствие. А я знала его с 1953 года.

Часть четвертая Саннъяса Отречение от мира

Глава 19 Частное лицо

Корниш, Нью-Гэмпшир, 1981–2010

На протяжении последних двух десятилетий [1966–1986 гг.] я, по личным причинам, предпочел полностью покинуть сферу общественного внимания. Я отказываюсь от всякой публичности на протяжении более чем двадцати лет, и за это время я не опубликовал ни одного произведения. Я стал частным лицом, во всех смыслах этого понятия.

Дж. Д. Сэлинджер

[575].