Селижаровский тракт

Что знает Коншин о помкомбата? Да почти ничего. Когда на формировании были, заставляли их, бывших студентов, командирские удостоверения заполнять, вот и помнит, что с двадцать второго года тот. Для Коншина все те, кто моложе его на год-два, кажутся мальчишками. Сам он с двадцатого, ну и стаж армейский почти три года... Конечно, лучше бы помкомбата Кравцов был: и в летах, и второй раз на фронте, но командиров в армии не выбирают.

Коншин, увидев Чуракова и Пахомыча, направляется к ним.

- Ну что, ребятки, тут заваривается?

- Для чего сюда пришли, то и заваривается, - хмуро, но спокойно отвечает Чураков и добавляет свое обычное: - Живы будем - не помрем.

- Будем ли? - с тоской и чуть слышно говорит Пахомов.

- Слякоть не разводи. Навалимся всем батальоном - пройдем запросто. Только прав батальонный - вести огонь надо с ходу непременно, - произносит это Чураков спокойным баском, как-то уверенно.

И становится Коншину после этих слов легче. Захотелось даже, чтоб уж скорей наступление началось, - была не была, а то уж больно ожидание замучило.

Он хлопает Чуракова по спине:

- Молодец, Иван. Тебя не прошибешь. Завидую.

- А что прошибать? Сами докладные писали, а знали ведь - не на гулянку напрашиваемся, на войну... Вот и пришли... воевать.

- Ну, бывайте, ребята, я к своему взводу пойду. - Коншин еще раз хлопает Чуракова по спине.

- Бывай, Алеха...

Из землянки помкомбата выскакивает связист:

- "Волга" вас, товарищ лейтенант.

Помкомбата, закусив губу, бросается в землянку. Кравцов и остальные ротные подходят ближе, напряженно вслушиваются.

Андрей Шергин сидит под елью и сосредоточенно смотрит на поле. Коншин идет к нему, присаживается рядом. Шергин только мельком бросает на него взгляд и ничего не говорит. Коншин завертывает цигарку и тоже молча тянется к Шергину прикурить.

- Про письма не забудь, - наконец произносит Шергин.

- Не забуду.

И опять молчание. Почему-то не находит слов Коншин. Видно, потому, что отчужден Шергин, весь в своих мыслях и далек как-то от него. Но все же немного погодя спрашивает:

- Как обстановка, на твой взгляд?

- Обыкновенная, - не сразу отвечает Шергин. - Вот по этой балочке, что от оврага тянется, я до середины поля дойду без больших потерь, а там... Там не знаю... Там, наверно, надо рывок. Но останутся ли у людей силы...

- Ты думаешь, что мы сможем взять эту деревню все-таки?

Шергин долго не отвечает. Несколько раз затягивается махрой, потом медленно, отчеканивая каждое слово, говорит:

- Я должен со своим взводом войти в нее первым...

Коншин невольно отшатывается. И смысл слов, и тон, каким они сказаны, поражают его. Ему начинает казаться, что Шергин невменяем, что он целиком захвачен какой-то именно своей целью и ничего другого для него не существует. Коншину становится даже как-то не по себе.

- Почему - должен?

Шергин поворачивается к нему, внимательно смотрит, затем говорит:

- Разве ты не понял? Адрес на письмах...

- Да... Я хотел спросить... Постеснялся.

- Мой отец - бывший комбриг... И я должен... должен доказать... Понимаешь?

- Понимаю. - Коншин действительно понимает, что Шергин в этом бою будет воевать так, как никто из них...

Между тем выбирается из землянки помкомбата, и его сразу обступают ротные. Коншин поднимается и идет туда. Совсем близко подходить неудобно, но ему так важно знать, что же теперь, после звонка комбата. Он подбирается как можно ближе и становится за дерево.

- Так нельзя! - слышит он голос Кравцова и видит, как тот резко взмахивает рукой.

- Так нельзя говорить, старший лейтенант! - обрывает его помкомбата, стараясь придать уверенность и начальственность своему голосу, но Коншин не может не видеть, что тот растерян и как-то весь смят.

- Виноват, - продолжает Кравцов. - Но ведь и дураку ясно... Не в бирюльки же играть будем. Танки-то хоть будут?

- Нам приданы два танка. Они уже здесь. Короче: это приказ, и обсуждать его нечего.

- Да, конечно, - говорит командир второй роты. - Но если не будет артподготовки, может, перенести на завтрашнее утро... Подберемся затемно, а на рассвете навалимся...

- Приказано наступать сейчас, - уже с каким-то отчаянием говорит помкомбата. - Вы же поймите - это решение не комбата и даже не командира бригады... Это свыше.

- А там, свыше, знают, что боеприпасов нет? Почему, кстати, их нет? замечает командир второй роты.

Кравцов тяжело и длинно матерится, а потом режет:

- Чего пустое молоть. Давайте решать.

Помкомбата как-то сжимается, губы кривятся, и ротные понимают, как трудно ему решиться... Он же, как и они, прекрасно понимает, что пройти это заснеженное поле, окруженное тремя деревнями, занятыми врагом, и с трех сторон насквозь простреливаемое, батальону без поддержки артиллерии почти невозможно. Смутная догадка, мелькнувшая еще в землянке при разговоре с комбатом, что не наступление это, а какой-то маневр, может быть, разведка боем, опять пробегает в мыслях, и он вдруг почти неожиданно для себя решает.

- Товарищи, - почти шепотом начинает он, - а если так? Пустим один взвод... для пробы... Если потери будут большие - отведем обратно. Ну как?