Село Городище. Девочка из города. Федя и Данилка

- А корову как же?.. - прошептала она. - Продавать?

- Не с собой же везти, - отозвалась тетя Фрося. - Что там, коров нету, что ли? Ведь ее в корзину не посадишь.

- Хорошая коровка-то.

- И там не хуже. Там разве столько молока-то коровы дают? Там по ведру дают. Потому что пастбище там - трава по пояс.

Под этот шепот Федя уснул и увидел во сне, как уводят со двора их маленькую красную коровку Зорьку.

«Не отдам корову! - воевал во сне Федя. - Буду на ферме работать! И Зорька пускай со мной! Не отдам, и все!»

А у самого у сонного текли по щекам слезы и мочили горячую подушку.

ДРУЗЬЯ РАССТАЮТСЯ

Как ни плакал Федя, как ни спорил с родными, по его не вышло.

Что было во сне, все повторилось наяву. Отец съездил в Феодосию, взял билеты на поезд до самого города Орла.

- Собирайтесь, - сказал он матери и тете Фросе и показал им билеты. А когда увидел, что Федя стоит тут же и глядит на него испуганными глазами, отец сказал: - И ты собирайся. Тоже небось какое добришко есть!

Отец уже не ходил на работу. Он разорял свой дом. Снимал электрические провода, вывинчивал лампочки - на новом месте понадобятся. Отрывал замки от дверей и запоры у оконных рам - на новом месте пригодятся. Приглядывался, не содрать ли черепицу с крыши да не увезти ли с собой. Может, там, на новом месте, дорого будет крыши крыть?..

И мать перестала ходить на работу. Она то суетилась, собирала разные вещи, складывала что в ящик, что в чемодан, звонким голосом переговаривалась с тетей Фросей, а то вдруг садилась где попало, и руки у нее опускались. Как бы хорошо ни было там, на Орловщине, а покидать свой дом человеку всегда тяжело…

Зато тетя Фрося будто лет на двадцать помолодела. Она и ящик с посудой сама гвоздями забила. И большую клетку где-то добыла - гусей перевозить. И отцу указывала, что с собой взять, а чего брать не надо. И на мать покрикивала, чтобы не сидела сложа руки да не плакала - здесь в море и так соленой воды много!

А вечером пришел Иван Никанорыч.

- Сами коровку приведете ай мне согнать? - спросил он.

Федя и Данилка в это время спускались с горы. Федя как увидел около своего двора Ивана Никанорыча, так и бросился домой. Сердце у него защемило - пастух за Зорькой пришел.

Мать молча надела Зорьке веревку на рога и вывела ее на дорогу.

- Не отдам Зорьку! - заголосил Федя и начал отнимать у матери веревку.

Но Иван Никанорыч тихонько отстранил Федю, взял веревку, намотал на руку и сказал:

- Не тужи, Федюнька. На новом месте у вас, глядишь, новая корова будет. А твою Зорьку я не обижу. Коровы все на колхозном дворе ей знакомые, вместе пасутся. Не ехать же ей с вами, сам посуди. Она уже привыкла полынь да колючки жевать, ей, пожалуй, на орловских лугах-то и скучно станет…

И повел Зорьку по деревне, на колхозный двор. Федя ревел во весь голос. Данилка тоже хлюпал рядом.

Федина мать молча смотрела вслед своей красной коровке. Мать уже не была веселая и румяная, и глаза у нее не блестели. Она глядела до тех пор, пока Иван Никанорыч и Зорька не скрылись за поворотом. А потом вдруг села на каменную лесенку, которая поднималась к их дому, закрыла лицо руками и закачала головой:

- Ох, что же, что же мы наделали? Весь свой дом разорили!

А на другой день пришла к Бабкиным колхозная грузовая машина. И полчаса не простояла у двора - живо погрузились. Почти никто и не провожал Бабкиных: народ был на работе. Пришла только соседка Катерина да дедушка Трифонов. Да ребятишки со всего колхоза сбежались - и Петруша, и Тоня, и Васятка Тимаков…

Данилка был тут же. Он глядел, как грузят вещи, как ставят большую клетку с гусями, как поднимают в кузов ящики, чемоданы, узлы… Он стоял хмурый, взъерошенный и все поджимал губы и супил черные брови.

Федя стоял у машины. Он уже был какой-то чужой - в белой рубашке, в башмаках, в новой синей кепке. И ни на кого не глядел, только изредка вздыхал.

- Садись с матерью в кабину, - сказал Феде отец. - Прощайся с ребятами!

Но Федя не стал прощаться. Он засопел и полез в кузов, к отцу. Что ему в кабине делать? Оттуда ничего не видно.

Машина сразу тронулась. Федя испуганно вскинул глаза.

- Ребята, прощайте! - крикнул он.

- Прощай! - дружно отозвались ребята.

- Данилка, прощай! - еще раз крикнул Федя.

- Прощай… - еле слышно отозвался Данилка.

Но Федя его уже не слышал. Машина так зарычала, поднимаясь в гору, и подняла такую пыль, что сразу закрыла от него и ребят, и дома, и виноградники на ближних склонах…

Только горы видны были долго. И Теп-Сель, на котором, будто далекая звездочка, поблескивал барабан камнедробилки. И лиловый скалистый утес, который кажется Данилке человеком, сидящим на горе. И дольше всех видна была Феде Большая гора, куда они с Данилкой недавно ходили…

А справа глядело на Федю море, фиолетово-синее среди желтых берегов. Машина повернула - желтые увалы заслонили море. Машина прошла дальше, опять повернула - и еще раз мигнуло море синим глазком. А потом уж и совсем пропало.