Сельскохозяйственные истории [СИ]

Выслушав историю, фабрикант снова расхохотался, распугав птиц в придорожных кустах. Образ холодного дельца рушился на глазах.

— Могу обрадовать вас только тем, что озимая марь действительно существует. Но вот растение, выращенное с помощью магии, будет отличаться от реального.

— Пусть так, но я сделала, что смогла.

— И при этом не побоялись доверить доставку брату?

Вот что мне сейчас делать: жаловаться на собственную мягкосердечность (в простонародье «глупость») или защищать брата?

— Готова поспорить — он справится.

— Что ж, идет, — фабрикант протянул мне руку.

Надо же было так оговориться! Может, вступить в движение «за точность формулировок»?

— Тогда в случае своего выигрыша, вы простите мне один центнер мари. Это будет гуманно.

— А что будет, если выиграете вы?

— Ничего. Я могу довольствоваться сознанием собственной победы.

— Женская логика…

— Бывает очень полезна, если знать, как ей пользоваться, — я думала, что таки умудрилась оставить последнее слово за собой, но не тут-то было. Как оказалось, язык у господина Клауса был подвешен не хуже, чем у доктора Мэверина. Ну конечно, нужно же ему как-то убалтывать своих заказчиков, партнеров и работников.

— К сожалению, у меня нет тех преимуществ пола, которые позволяют это делать.

— То есть вы признаете, что есть вещи, на которые мужчины не способны?

— Точно так же, как есть вещи, на которые не способны женщины, даже если не брать во внимание физиологию. Вы со мной согласны?

— Пожалуй, — пожала плечами я.

— Тогда объясните мне, почему вы с таким упорством беретесь за хозяйственные и экономические дела собственного поместья, если не разбираетесь ни в том, ни в другом?

Так вот куда он вел! А я-то думала, к чему все эти отвлеченные философствования. Что ж, у меня тоже в запасе имеется одна философская сказка, вполне годящаяся для ответного удара.

— Нам с братьями в детстве няня задавала один и тот же вопрос: если двое столкнулись на улице, кто из них должен извиниться?

— Наверно, тот, кто виноват.

— Большинство так и отвечают. Правда, был еще вариант Ивара: тот, кто ниже по положению. Но ни то, ни другое не было верно по мнению няни. Она всегда говорила, что это должен сделать тот, кто умнее. И в том случае если виноват, и если не виноват тоже: раз он умнее, то мог предвидеть и предотвратить столкновение.

— То есть вы считаете себя умнее окружающих и поэтому беретесь за поместье?

Я на секунду потеряла дар речи от такой интерпретации:

— Это было грубо.

— Но это то, что вы сказали.

— Я берусь за поместье, потому что могу что-то сделать — иначе потом буду чувствовать себя виноватой.

— Слушай, да назови ты его подлецом! — раздался вдруг незнакомый голос. — А ты, мужик, ее дурой! И любитесь себе на здоровье!

Нас обогнал безбожно бородатый человек, уступавший в волосяном покрове разве что своей лошади. Он встал поперек дороги и направил корявую дубину прямо в наши удивленные лица:

— Это ж как надо языками чесать, чтоб не заметить, чо вас грабють, а, голуби? Вылазьте из телеги!

Я оглянулась назад: еще двое таких же бородачей в шапках набекрень и подранных кафтанах перегородили обратную дорогу. Один держал в руке взведенный самострел — весомый аргумент к тому, чтобы подчиниться и спуститься на землю.

Фабрикант первый выпрыгнул из коляски, я вылезла следом. Можно, конечно, попробовать с криками убежать в лес, но вряд ли бобры и белки встанут на мою защиту, да и с ориентированием у меня как-то не очень.

— Не вздумайте ничего выкинуть, — прошептал господин Клаус, пока один из грабителей сунулся обшаривать коляску.

По его представлениям я что, должна была кинуться в атаку и в неравном бою забороть всех троих злодеев, переломав их дубины о колено и поймав зубами болт от самострела? Нет уж, у меня под юбками коленки трясутся, и единственная дерзость, на которую я сейчас способна — это не держаться за фабриканта, чтобы не упасть.

Бандит облазил коляску сверху донизу, но ничего, ценнее собачьего намордника, не обнаружил и сделал логичный вывод, что все самое ценное из нее уже вышло:

— А ну-ка, господа хорошие, выворачивайте карманы, выкладывайте денежки и драгоценности! — снова ткнул он в нас своей дубинкой.

Я не сопротивлялась: вывернула карманы и торжественно вручила грабителям пригоршню медяков — все, что осталось от моих карманных денег после покупки велосипеда. И так железное чудовище лишило меня новых шляп, перчаток и чулок, а теперь еще придется распрощаться с мелкими лакомствами на ближайшие месяцы. Бандиты явно не оценили весь драматизм ситуации, швырнув деньги мне под ноги, и потребовали снять сережки. Пожалуйста! Они из плохенького серебра и стоят едва ли не меньше той горсти медяков.

Господину Клаусу пришлось хуже, с ним никто не церемонился: разбойники стянули с него сюртук, выпотрошили карманы и долго радовались выпавшему кошельку, пока не обнаружили в его недрах всего один серебряный лад.

— Голодранцы, простите меня Боги! — сплюнул один из неудачливых налетчиков себе под ноги. — Хоть бы людей постеснялись.