Сельва

А вот Арвин сел на вещмешок и спокойно курит. Уж он-то знает, что произойдет через минуту. Нюх, как у собаки - старой, битой, стреляной, на своей шкуре узнавшей, чего стоит украденное мясо. Железный парень. Лучшего проводника никто не смог бы найти.

Из трещин в земле начинают бить фонтанчики жидкой грязи. Она растекается, снова превращая поляну в непроходимое болото.

Носильщик уже увяз по колено. Он пытается вырваться из трясины, но она засасывает его все глубже и глубже.

Илм срывает с плеча моток веревки, дрожащими пальцами привязывает груз и бросает конец носильщику. Но веревка коротка: не хватает каких-нибудь двух-трех метров...

Грязь прибывает. Еще мгновение, и над поверхностью болота виднеется лишь бритая голова. Как ни странно, носильщик не кричит. Глаза его полны не ужасом, а тоской. Тоской по жизни, пусть это всего лишь жизнь нищего работяги на зараженной спорами планете. Кажется, в этом биолог прав...

Но мне нельзя размякать. Дело - прежде всего. Остальное - бред и чепуха!

Вот и все. Сельва проглотила человека, и гром не грянул, и мир не рухнул...

Арвин Най выплевывает окурок и встает.

- Пойдемте, - говорит он, вытаскивая из мешка надувной плот.

На сельву опускаются сумерки.

Келин Квинн

На сельву опускаются сумерки.

Арвин запалил костер. Привал. Наконец-то можно остановиться.

Меня опять знобит. Я так устала, что даже гибель человека меня почти не трогает. Нет, я, конечно, переживаю, но как-то не так, не по-настоящему.

Две недели блуждаем по сельве. Наверное, даже к этому можно привыкнуть. Если не хочешь сойти с ума, надо отупеть до такой степени, чтобы уже ничто тебя не волновало. Должно быть, именно поэтому на Ферре все чуточку ненормальные.

Как трудно порой разобраться в самой себе. Иногда мне кажется, что нет у меня людей ближе, чем Най, Пихра, Илм. Они такие разные, жестокие и добрые, внимательные и равнодушные... В их характерах перемешалось так много всего дурного и хорошего, что невероятно трудно выделить какое-нибудь одно, главное чувство, ведущее их по жизни.

Порой же я их всех ненавижу. Эгоисты, черствые существа.

Начинаешь разбираться в себе - и полный туман. Зачем живешь? Что заставляет тебя делать то, что человек просто не должен делать? Дни идут за днями, недели - за неделями, а ты словно прикован к креслу кинозала: смотришь и содрогаешься от увиденного, но разум твой ясен, и думаешь ты о своих повседневных делах, а не о страданиях киногероев.

Самое мерзкое - это то, что люди даже в сельве остаются врагами. В сельве, где единственная возможность выжить - стать союзниками, сжаться в единый кулак.

Мало увечий, наносимых джунглями, надо еще самим искалечить судьбы друг друга.

Хотя какое право я имею судить этих людей?..

Итак, привал. Можно отдохнуть.

Вако

Итак, привал. Можно отдохнуть.

Костер разгорается, и все усаживаются кружком. Пихра стягивает со спины баллоны с горючей смесью и ставит их подальше от огня. Глаза у него желтые, как у кошки, и светятся в темноте. Боюсь я его, Пихру. Вроде здесь, в сельве, он не посмеет меня тронуть, а все равно боюсь.

Най подкидывает в костер хвороста. Огонь вскидывается желтыми снопами. Смотреть на него весело. Он какой-то живой, беспокойный, изменчивый. Могу часами сидеть у костра, и ничего мне не надо. Даже боль в затылке утихает. Забываю, что я - голь перекатная, что в поселке меня презирают...

Най протягивает мне флягу и закуривает папиросу.

Арзин хороший! Он никогда меня не обижает. В поселке иной раз монетку подкинет, поинтересуется, как жизнь. А сам - такой рыжий, яркий, как пламя костра. Только глаза поблескивают, как зеленое стекло.

Лен Брас тоже хороший, хотя он и не из наших. Дал мне целых десять золотых! Говорил: "Пойдешь со мной в экспедицию. Будешь мне помогать. Что скажу - делай без раздумий. Присматривай за остальными. Заметишь что-нибудь необычное - сразу ко мне. Вернемся - получишь триста золотых".

Лен добрый! Триста монет!

С ветвей валятся клещи. Они ползают по телу и щекочут. Голову опять сдавливает тисками.

Это началось еще там, на Эсте.

Родителей своих я не помню. Да и были ли они у меня?

Вечно голодный, грязный, оборванный. Выпросишь монетку или украдешь что-нибудь - на то и живешь.

Мальчонкой пошел на завод. Поставили меня на конвейер - механической отверткой затягивать болты на корпусах автомобилей. Работа адская. Даже сейчас вспомню - руки дрожать начинают. Чуть замешкаешься - уже новый корпус ползет, догонять надо. Крики, ругань, мастер с гибкой стальной линейкой... Смена кончится - только бы до кровати добраться. Идешь шатаешься.

Года три я так проработал. А может, и все четыре, сейчас уже не помню. Пришел я однажды на смену, отвертку свою проклятую взял, только к линии стал - слышу: "Берегись!!!"

Что дальше было - не помню. Уже в больнице рассказали мне, что балка крепежная с потолка сорвалась и краем - мне по голове. Чудом жив остался, врачи все удивлялись, макушку мою щупали, а там - вмятина на три пальца глубиной.

Жив-то я остался, только уж лучше бы помер. Позабыл половину, что-то в мозгах сдвинулось, и боль страшная...