Сельва не любит чужих

Странное дело: произнесенное Голосом вовсе не показалось Ливню-в-Лицо кощунством. Очень кстати вспомнился вдруг Муй Тотьяга Первый, только не нынешний, блистающий обилием орденов и позументов, а прежний. Тот, которого не раз бивал на состязаниях сверстников крепкий и рослый парень Вайака, не знающий в те дни, что станет Ливнем-в-Лицо.

Мощь властелина — в поддержке Могучих. Но если Могучие слабы, то чья же сила утверждает власть ничтожества?

Неужели… ничья?

— Хорошо, — ласково одобрил Голос. — Ты рассуждаешь верно. Но задумайся еще вот над чем: если лживая слабость торжествует над мужественной силой, кому это выгодно, а кому — нет ?

Кому выгодно?

Доселе Канги Вайака не задавался такими вопросами. Все было ясно Левой Руке Подпирающего Высь, ибо все было указано свыше, и смысл бытия заключался в пище кхальфах. Но теперь, став М'буула М'Матади, он обязан был найти ответ…

Для чего нужен Муй Тотьяга Могучим?

Для того чтобы держать в узде людей нгандва.

Зачем нужны Могучим люди нгандва?

Чтобы торить тропу Железному Буйволу.

Почему ведут они Железного Буйвола в дикие горы?

Нет ответа. Но ясно одно: не на пользу людям нгандва.

— Верно! — теперь Голос был хмур и жёсток, как бич. — Не на пользу Нгандвани стараются пришельцы, и стонет под их ногами оскверненная Твердь. Равнина и горы устали терпеть. Они ждут избавителя, и если найдется такой, то по праву воссядет он на резной табурет. А теперь, — Голос смягчился, — подумай, Сокрушающий Могучих, крепко подумай и ответь: разве не понял ты еще, кто я и зачем пришел к тебе ?

Золотое сияние полыхнуло перед смеженными очами узника, вытянулось огненной канителью, изогнулось аркой, и там, за гранью, в кипении исступленной белизны, явственно вырисовалась смутно очерченная фигура, облаченная в радужный плащ с капюшоном.

И все сделалось понятным Канги Вайаке.

Его собственная Тья, Вторая Душа, говорила с ним и просила разрешения войти в тело…

Каждому из народа нгандва ведомо: две души даровано человеку извечным Тха-Онгуа — низкая душа тела, именуемая Гьё и высокая, нареченная Тья.

Неразрывно связанная с плотью, живет Гьё, и мужает, и дряхлеет, и умирает, и не возрождается более. Такова судьба большинства людей нгандва. Но к очень немногим, избранным для священного служения, посылает Творец сияющую Тья, Бессмертную Душу, а вместе с нею — тяжкие труды, горькие утраты и — в уплату за все — право на вечную жизнь.

Лишь с согласия смертного может слиться с ним воедино Тья, и не каждый соглашается принять ее, ибо для многих спокойная жизнь дороже жизни вечной.

Но слава о решившихся сияет в веках, и место их у престола Тха-Онгуа, по правую руку его…

Каждый человек нгандва знает это. Люди же дгаа, обитающие в горах, отрицают наличие Тья, признавая лишь Гьё. Что ж, на то они и дикари, мало чем отличающиеся от животных, и лучший из уделов для них — служить нгандва, истинным людям.

— Разрешите ли войти? — спросил Голос.

Он заранее знал, каким будет ответ, ибо ведает Тья невысказанные помыслы Гьё, но по воле творца обязана Бессмертная Душа спросить у человека позволения, так же, как и человек обязан ответить. Ясно, недвусмысленно — и вслух.

— Да! — не колеблясь, сказал спящий Ливень-в-Лицо, и чесальщик замер у ног его, испуганный и удивленный.

В первый раз за восемь дней разговаривал повелитель во сне, и никогда не становилось лицо его таким умиротворенным, как в это мгновение.

Чесальщик пяток, жалкий раб, не мог видеть, как переступает лучистый порог пришелица, облаченная в радугу. И не дано ему было ощутить яростный жар золотой волны, что прокатилась по самым сокровенным уголкам плоти Канги Вайаки, растворяя в себе его Гьё, выжигая напрочь сомнения и вселяя мечты о великом и неизбежном…

Этот миг был решающим моментом Внедрения. Любая оплошность, даже мельчайшая, могла свести на нет все усилия, сделать бессмысленной наитщательнейшую подготовку. Поэтому Йигипипу пришлось сконцентрироваться полностью и выложиться до упора. Но когда дело было сделано, Несомый, глядя глазами нового Носителя, позволил себе невинно погордиться филигранно проведенной операцией.

Он сделал это!

Теперь можно было признаться себе самому: он, Йиги-юю, совершил невозможное. С минимальными ресурсами он подчинил волю высокоорганизованного организма и прочно обустроился в подсознании. Безусловно, серьезным подспорьем оказалась местная мифология, идеально, словно на заказ сделанная, она отвечала потребностям Несомого. Туземец не мог не поверить в легенду, освященную верованиями предков. Но никакие привходящие обстоятельства не помогли бы наблюдателю, не будь он профессионалом высшего уровня.

Теперь, осуществив переход, Йигипип был уверен: ничто из задуманного не останется невыполненным.

В последний раз прощупал он остаточными флюидами прежнее свое тело, прощаясь и от души желая удачи, азатем разорвал связь и послал неслышный импульс, приказывая новому телу пробудиться.