Семь

Я прождал своего старого знакомого под еле теплым апрельским дождем чуть больше часа. Семьдесят три минуты благородного терпения не принесли никакого результата, и я начал думать о том, куда податься. Я в одиночестве резко вскинул руку вверх так, чтобы рукав рубашки опустился к локтю, и посмотрел на часы.

Время: шестнадцать часов сорок две минуты.

Я называю промежуток между шестнадцатью и семнадцатью часами потерянным временем. На то была довольно простая причина. Бизнес-ланчи в кафе-ресторанах заканчиваются в четыре часа дня в то время, как местные бары открываются лишь в пять часов того же дня.

Ожидать открытия баров еще восемнадцать минут мне не хотелось. Хотя если подумать, за подобное терпение я бы действительно мог получить награду в виде пивного бокала. Так или иначе, я направился к автобусной остановке.

День рождения, наверное. Так я подумал, обратив внимание на девушку, которая плелась по ступенькам в салон автобуса вместе со мной. Она была совершенно мне незнакома, но я отметил, что девушка выглядела, наверняка, торжественнее обычного.

Яркий макияж, пышные и вьющиеся локоны, которые стали такими из-за химической завивки, и несколько слоев тонального крема. Я все никак не понимал, почему многим так важно выглядеть по-королевски обязательно в этот день. После праздника они снова будут выглядеть так же невзрачно, как и до него, в ожидании следующего года.

Интересно, там, в Казани, она тоже выглядит по-королевски? Сомневаюсь. Она точно так же не любила дни рождения. В этом как раз заключается шестая причина. Тем не менее — с днем рождения!

V

Я спешно вырвал наушники из ушей. Последний аккорд из песни “Wait” с альбома “Резиновая душа” тысяча девятьсот шестьдесят пятого года утонул где-то в нескольких десятков сантиметров от меня. Там, где теперь испуганно болтались некогда белоснежные наушники-капельки от iPhone.

Вот, что я вспомнил, перед тем, как побежал к почтовому ящику, который был полностью забит газетами и рекламными буклетами. Около месяца назад я отправлял ей письмо с надеждой получить ответ точь-в-точь ко дню рождения. От Москвы до Казани телеграмма спокойно может дойти меньше, чем за неделю. Открывая почтовый ящик, я отчетливо представлял, как тоненький конверт лежит посреди толстых и вонючих газет и ждет меня вот уже как несколько недель.

Газета, газета, газета. Реклама. Газета. Письмо!

Нет, счет за коммунальные услуги.

Снова реклама. Шесть газет и две рекламы, после которых мне попадается счет за февраль.

Стопку завершает реклама компании, занимающейся списанием финансовых задолженностей. С брошюры на меня смотрела молодая девушка и игриво указывала на меня пальцем. “Ты списал свои долги?”, гласила надпись.

Я терпеливо рассматривал женщину с рекламы в течение нескольких минут. Всего лишь юношеская привычка, никакого особого или извращенного смысла в этом действии теперь не было.

Сложив все обратно в почтовый ящик, я вызвал лифт, который сейчас висел на высоте сорок семь метров. Четырнадцатый этаж. Пока он спускался на первый этаж, я думал о том, как много требуется терпения ежедневно. Это не было бы проблемой, если бы какой-нибудь индийский йог или американский политик однажды не заявил о пользе этого самого терпения.

Ровно сорок две секунды едет лифт с последнего этажа на первый. Ровно сорок три дня я все так же терпеливо ждал от нее ответа. Я не смог достичь численного совершенства и прождал лишний день, но именно в этот вечер я вспомнил о седьмой причине.

Седьмая причина: мы больше не разговариваем друг с другом.

Тем не менее — с днем рождения, старая клюшка!