Семь алмазов французского графа

Он приглашал ее на танец уже в третий раз, и Лизонька, в волнении меняя фигуры, и при этом, будучи поглощенной только загадочной графской персоной, даже не замечала, какими завистливыми глазами поглядывают на нее дамы.

… В эту оставшуюся после бала ночь, Лизонька совсем не спала. Ее мысли были противоречивы, а чувства путаны и нестойки. Что испытывала она к графу, когда трепетала от прикосновения его руки? Когда брала его под локоть, а он, при этом, поворачивался к ней и склонял голову так низко, что она ощущала его дыхание на своем виске, и у нее невольно пробегали по всему телу мурашки?

… По прошествии трех дней после бала граф нанес ей визит. Дворецкий, доложивший имя визитера, заметил, как щеки молодой графини при этом, вспыхнули румянцем, и она в недоумении уставилась на него. – Уж не ошибся ли?

– Что доложить, Ваше сиятельство? Примите?

– Приму! – ответила она, и лишь только дворецкий повернулся к ней спиной, чтобы уйти, взглянула на себя в зеркало, висящее в массивной позолоченной рамке на стене.

– Господи! – воскликнула она, после того, как мимоходом дала положительную оценку своей внешности.

– Зачем он… – Однако додумать эту мысль ей было не суждено.

Двери в гостиную распахнулись и на пороге появился Сен-Жермен в своих черных одеждах. Он отвесил ей поклон, и Лизонька, ответно приседая, ощутила, как у нее дрожат колени.

«Может, я его просто боюсь?» – мелькнула при этом мысль. – «Или просто пасую перед его величием?»

– Елизавета Арсеньевна, прошу прощения за дерзость, но меня посетило непреодолимое желание увидеться с Вами и поговорить о покойном Вашем супруге, ибо нас с ним связывало не просто случайное знакомство.

– Не случайное? – удивилась Лизонька.

– Отнюдь. – И граф бегло окинул гостиную, заставив Лизоньку проследить за его взглядом и понять это как упрек к ее негостеприимному расположению.

– Простите, граф, проходите, прошу Вас – опомнилась она, и указала ему на кресла, усевшись первой в одно из них.

– Приказать принести вина? – спросила она, включаясь в роль гостеприимной хозяйки.

– Пожалуйте! – кивнул граф, и Лизонька протянула руку к колокольчику, лежащему на столике возле кресла.

Она слегка расслабилась, выпив несколько глотков вина, которое граф самолично разлил по бокалам и преподнес ей, а потом обратила свой взор на Сен-Жермена.

Граф же, в свою очередь, принялся рассказывать ей о том, что связывало его с Петром Петровичем Лукиным.

– Надеюсь, Вам известно, Елизавета Арсеньевна, что супруг Ваш являлся активным членом организации масонов?

– Я не вникала в его дела – честно призналась Лизонька, для которой такое заявление графа было совершенной новостью. – Но мне очень интересно было бы об этом узнать – тут же выказала она желание, чтобы не выглядеть в глазах графа совершенной невеждой.

А он, казалось бы, только и мечтал услышать об этом ее желании и, улыбнувшись, принялся рассказывать ей о масонстве и о том, что именно это и связывало графа с ее покойным супругом. В речи графа присутствовала какая-то особая величавая грация, притягательно действующая на собеседника и благородство, подоплекой которого служила его внутренняя утонченность и культура поведения. Причем рассказ его выражался умением предугадывать всякий раз вопросы, которые задавала ему Лизонька.

«Вас, наверное, интересует то-то и то-то» – улыбался граф, едва уловив в ее ровном взгляде, устремленном на него, некую заинтересованность, и тут же сам отвечал на ее не заданный вопрос, как правило, никогда не ошибаясь.

Одним словом, они пили вино и беседовали, причем граф, в отличии от Лизоньки, только слегка его пригубил, составляя ей компанию, и в конце концов, заставил Лизоньку обратить на это внимание. И вдруг она вспомнила, что в дворцовой гостиной, когда дамы бурно обсуждали персону Сен-Жермена, кто-то сказал, что он не пьет вина и не сет мяса.

– Простите, граф, мне, наверное, не стоило предлагать Вам вина? – воскликнула она.

– Почему? – удивился гость.

– Я, кажется, слышала где-то, что Вы его не пьете, но совершенно об этом забыла.

Граф рассмеялся.

– Елизавета Арсеньевна, Вы просто прелесть, как хороши в своей непосредственности. И вообще Вы очень хороши! – посерьезнев, тихо сказал он, при этом, взглянув на Лизоньку так, что кровь застыла у нее в жилах, а потом, словно ее кто-то отпустил из холодного плена, разлилась по всему телу горячими тонкими струями.

– И она вдруг подумала – «возьми он сейчас меня за руку и поведи в спальню, я бы последовала вслед за ним без всякого сопротивления».

То, что было написано на ее лице в этот момент, по всей видимости, для графа загадки не составило. Он, казалось, читал ее мысли, и, рассказывая о чем-то в этот момент, вставил в свой рассказ совершенно лишнюю фразу, сделав на ней особый акцент.

– Всему свой черед! – сказал он, при этих словах заставив Лизоньку смутиться и залиться краской.