Семь атаманов и один судья

Фатыма-ханум не одобряет подобные телефонные звонки. И не только она. Его дружба с Последней улицей уже является предметом шуток, двусмысленных намеков, даже открытых осуждений. Коллеги, например, считают, что Хакиму Садыковичу не подобает изображать из себя вожатого. Такое необдуманное действие роняет, дескать, авторитет народного судьи.

— На то есть комсомольские работники, — на днях убеждал его коллега из Западного района. — На худой конец студенты!

Нет, не собирается Хаким Садыкович стать вожатым, прежде всего потому, что он не нужен мальчишкам и девчонкам с Последней улицы. Не признают его — и баста! Затея-то с правительством мальчишечьим белыми нитками шита. Ну да он не из пугливых!

Что такое коммуна?

В восемь ноль-ноль, как и было приказано, ребята выстроились вдоль забора Азамата. Если идти по ранжиру, то на самом правом фланге стояла Галя Лесная — Математичка, а рядом с ней Тагир — Физик.

Затем по росту вытянулись Азамат, Борис-Кипарис, Тамара, Камал.

Седой стоял в сторонке, не вмешиваясь в то, как распоряжалась Земфира. Она придирчиво проверяла, как обуты, что взяли на пропитание, имеются ли фляжки с водой. У нее был начальственный вид и строгий голос.

А совсем уж в сторонке стояли бабасик Земфиры, опираясь на палку, Азамаюва бабушка в своей неизменной белой шляпе и Сидор Айтуганович с биноклем на шее.

Строй оказался что надо, снаряжение подобранное, провиант подходящий, командиры при деле. Оставалось лишь скомандовать: ать-два.

Именно в самый последний миг неожиданно для всех перед строем появилась женщина в черном платье. Увидев ее, больше всех смутился Седой. Он даже сказал ей:

— Амина, зачем явилась? Просил же…

Но она, даже не взглянув на него, обратилась к военному строю:

— Верните его мне, — стала умолять она, как самая слабая девчонка. — Моему Хакиму приказано сидеть дома, я вот с собою принесла все лекарства, которые ему прописаны. А он, смотрите-ка, куда собрался! Если хотите знать, в его теле больше свинца, чем у целой медвежьей семьи, пораненной кучей охотников. Весь металл он привез с войны. А часть пуль носит в себе еще со времен Испании.

— Перестань, пожалуйста, Амина, — сказал Хаким. — За городом кислорода больше.

Мальчишки, ошарашенные этой сценой, опустили глаза, мучительно соображая, как им быть. Вернуть его или нет? Пожалуй, надобно отпустить старика. Они же не могут идти против докторов. Но, с другой стороны, он был нужен им самим, какой есть, весь искореженный, весь исковерканный, исполосованный и израненный.

— Мы его всячески будем оберегать, — пробормотал Азамат, а про себя подумал: «О Седом стоило сказать что-нибудь очень хорошее, просто хорошее — мало».

— Мы его не дадим в обиду, — вступилась Земфира. — Защитим от волков и злых людей.

— За вами самими нужен глаз да глаз, — начала было сердиться жена Седого, но, к счастью, ее подозвал к себе старый шкипер, который был фронтовым другом ее мужа, и тем спас отчаянное положение.

За грибами сперва надо было ехать на электричке, потом несколько километров идти пешком до самого дремучего леса.

Зеленый поезд мчался вдоль реки Демы, которая то льнула к железной дороге, то, будто рассерчав, убегала прочь. Долго она пропадает в чащобе, пока опять не блеснет у моста.

Седой все время стоял возле окна и молча глядел на дорогу. О чем, интересно, он думал? Может, про Дему, которая неуловима?

А между тем Азамату хотелось расспросить его о множестве вещей: всегда ли судьба справедлива или нет? трудно ли быть судьей? можно ли прожить всю жизнь без ошибок? Но боялся нечаянным вопросом рассердить его. И вообще мальчишке хотелось расспросить и про Испанию, и про войну, и про то, как надо жить…

Так и не удосужился судья взглянуть хотя бы один разок на мальчишку.

…Грибов собрали четыре корзины. К удивлению мальчишек, отчаянно соревновавшихся с девчонками, победа досталась не им. Не то им не везло, не то они не попали на самые грибные места.

Большой привал решили устроить на берегу, поэтому, не задерживаясь, повернули в обратный путь.

Усталость сказалась на первом же километре. Смолкли даже самые неисправимые балагуры. Шли молча, упорно глядя под ноги. А травяной ковер был опален зноем, поэтому тоже казался безумно усталым.

Лишь Галя Лесная не потеряла выправку боевой медицинской сестры. Все понимают — не положено!

То и дело слышался лишь жалобный голос Бориса-Кипариса:

— Дай сделать один глоток!

Он еще по пути в лес опорожнил свою фляжку и теперь клянчил напиться.

Никто ему не отказывал в глотке воды. К удивлению всех, лишь один Камал не протянул свою бутыль.

Дема вынырнула из-за трех березок. Соблазн был велик: прямо с ходу броситься в реку. Казалось, никакая сила не удержит мальчишек от купания. Но тут, к счастью или к несчастью, Галя Лесная вспомнила о своих обязанностях.

— Пока не остынете, никто не полезет в воду, — строго напомнила она. — За последствия не отвечаю.

Когда пугают последствиями, то невольно обуздываешь свои желания. Против медицины, естественно, не попрешь.