Семь божков несчастья

— Похоже на то, — кивнул Джон. Тут до меня окончательно дошел смысл произошедшего, я, тихо охнув, сползла по стене на пол и горько заревела. Подружка кое-как устроилась рядом и принялась гладить по голове, словно добрая бабушка обиженную внучку. Тем временем Джон Ааронович вызвал милицию, за что ему большое человеческое спасибо, потому как в горе своем я совсем не знала, что следует предпринять: либо начать наводить порядок в поруганном жилище, либо нажаловаться ментам, либо напиться от отчаяния и лечь спать, благо спиртного наш джентльмен захватил в изобилии. Лизка, наверное, тоже решила, что рюмочка коньячку в данной ситуации лишней не будет.

Поддерживаемая с обеих сторон заботливыми друзьями и продолжая судорожно всхлипывать, я с грехом пополам добрела до кухни. Там, как и во всей квартире, царил вселенский хаос. Осторожно ступая по осколкам посуды, Джон не без труда обнаружил три разнокалиберные чашки, чудом уцелевшие после погрома, и сноровисто разлил в них «Хеннесси». Дожидаться закуски я не стала: залпом проглотила дорогой, но все равно вонючий коньяк, даже не почувствовав его вкуса. Всхлипывать перестала, зато принялась совершенно неприлично икать с невероятной быстротой.

— Это у нее от стресса, — предположила Лизка. — Плесни-ка еще чуток…

Джон послушно наполнил мою чашку, а я так же послушно снова ее опустошила. После третьей дозы «лекарства» погром в квартире уже не казался непоправимым бедствием и даже начал забавлять. Особенно почему-то веселили трусики на люстре… двое трусиков, похожих друг на друга… Глядя на них, я хохотала до слез, до боли в животе, но тут прибыла опергруппа, и у меня появился новый повод для веселья.

— Что это с ней? — удивился симпатичный дядечка лет сорока, облаченный в серую форму и отягощенный капитанскими погонами.

— Стресс снимает, — пояснила «погонам» Лизавета.

— Ясно. Ну, кто тут ограбленный?

— Она и есть ограбленная.

Несколько секунд «погоны» со товарищи изучали мою хохочущую персону, словно прикидывали, в состоянии я сотрудничать с органами или нет.

— Что пропало? — вздохнув, спросил милиционер.

— Все пропало, — с трудом смогла выговорить я, и тут же истерический смех превратился в не менее истерические рыдания.

— Может, ее в отделение отвезти? — предложил один из прибывших милиционеров.

— Уж лучше в вытрезвитель, — капитан красноречиво покосился на пустую бутылку коньяка.

Перспектива оказаться в вытрезвителе в компании каких-нибудь пьяных бомжих не вдохновляла, оттого я враз перестала биться в истерике и испуганно пролепетала заплетающимся языком:

— Ик… н-не надо м-меня в вытр… ик… зви-тель! Я сама… ик все скажу!

Капитан кивнул:

— Для начала хотелось бы узнать, что у вас пропало.

Следующие десять минут мы с Лизаветой, сопровождаемые милицией, слонялись по разгромленной квартире и добросовестно пытались сообразить, чего я лишилась. Проверив все тайники, шкатулочку со скудным содержимым драгоценностей, я растерянно констатировала:

— Все на месте…

— Вы уверены? — вроде бы не поверил капитан. В ответ я лишь кивнула не то с сожалением, что не оправдала надежд представителей власти, не то с облегчением.

— Странно! А может, никакого ограбления и не было? — осторожно предположил милиционер.

— По-вашему, мы сами все это натворили? — злобно прошипела Лизка. — Просто, знаете ли, повеселиться захотелось! От безделья, не иначе! Жизнь уж больно скучная…

Тут я невнятно бормотнула: что да, то да, скучновато стало жить, особенно в последнее время — трупы появляются с привычной периодичностью.

— Раз ничего не пропало, значит, нет состава преступления, — вынес вердикт капитан. — А вас еще и оштрафовать следует за ложный вызов.

С этими словами оперативники, качая головами, нас покинули. Лизавета, страшно раздосадованная преступным невниманием правоохранительных органов, металась по квартире, жутко матерясь. Я наблюдала за ней с апатичным равнодушием, а Джон с немалым изумлением — он явно не ожидал от подруги такого мастерского владения «великим и могучим».

Внезапно Лизка заткнулась на самом интересном месте очередного виртуозного пассажа, похлопала ресницами и вдруг заявила:

— Витка, они искали нэцке…

Отупение, вызванное алкоголем и визитом ментов, мигом с меня слетело. Я уставилась на подругу, она на меня… Примерно с минуту мы пялились друг на друга, силясь осознать открытие, а потом одновременно воскликнули:

— Соломоныч!

Мне версия о причастности гада-антиквара казалась если не блестящей, то стоящей уж точно. В самом деле, раз ничего ценного не похитили (хотя ценностей у меня раз — два и обчелся), стало быть, искали нэцке. А кому нужна нэцке? Тому, кто знал о ее существовании, а также о ее реальной стоимости. Мы с Лизкой не считаемся, Джон совсем недавно узнал о Хотэе, к тому же он весь день провел с нами. Остается один Соломоныч.

Лизавета, судя по всему, придерживалась того же мнения, чего не скажешь о Джоне.

— Если я правильно понял, — мягко начал он, — Соломоныч — тот самый антиквар, который присутствовал вместе с вами на допросе после обнаружения тела Симкина и который сдал вас ментам? То есть милиционерам…