Семь Чудес Рая

– Что же такое говоришь, брат Иуда, да будут лета учителя долгими, а язык твой поганый пусть отсохнет, дабы не произносить более слов таких, – кричит во сне возмущенный Иоанн.

– Предначертанное свершится с каждым из нас, – твердым голосом произносит Иуда, и Иоанн просыпается от увиденного и услышанного кошмара на мокром от слез плече Петра.

Рядом, опустив голову на руки, сидит Иисус – он молится с закрытыми глазами. Иоанн облегченно вздохнул и с улыбкой прошептал:

– Учитель…

Иисус прервал молитву и повернулся к ученику. Выражение его лица испугало Иоанна – нет, это не была искаженная мукой гримаса, не мертвенная бледность увидевшего близкий конец, не сводящая скулы обида на не понявших и предавших. Лик Иисуса был обычным, таким, как его привыкли видеть последователи, но глаза смотрели как будто бы внутрь себя, созерцая нечто, не имеющее отношения к земной суете.

– Все, что видел во сне, – истинно, брат Иоанн, – произнес он отрешенно, – все собравшиеся здесь знают, что делают. Не тревожься ни о моей судьбе, ни о своей, дай мне помолиться, времени мало.

– Мало для чего, учитель? – почти рыдая, спросил Иоанн.

– Для свершения предначертанного. Я уже слышу голоса фарисеев, не тревожься, брат Иоанн, и не тревожь меня, – Иисус снова погрузился в молитву, плечи его подрагивали, а пальцы судорожно сжимали виски.

Сквозь слезы Иоанну привиделась размытая картина: склонившийся над столом учитель, словно живой сосуд, трепетно дышащий мягкими стенками кубок, втягивал в себя, через спину, в самый позвоночник, еле уловимые глазу тонкие струи человеческих грехов, уродливыми змеями вползающие в тело его, распирающие изнутри кожу, терзающие ткани органов, как пиявки, присасывающиеся к сердцу, грызущие кости и хохочущие в этой адской трапезе.

– Не пускай их, – шепчет Иоанн.

– Тогда они пожрут вас, – отвечает Иисус.

– Не пускай их, – уже кричит обезумевший от видения Иоанн.

– Грааль не терпит пустоты, – не поднимая головы, отвечает Иисус.

– Не пускай их, прошу, – беззвучно шевелит губами апостол.

– Да свершится предначертанное, ибо нет другого, – улыбается Иисус.

На лестнице за дверью явственно слышен шум, возмущенные голоса, крики и приближающиеся шаги.

Аминь.

Король Артур

– Чей голос в тишине ночной

Меня зовет: «Пойдем со мной»?

– То голос мой, любовь моя, —

В ответ из тьмы услышу я.

Освободи стремя, усталый путник, пересекая благодатные земли Логреса, и спустись к прохладным водам спрятавшегося в тени раскидистых ив озера. Быть тебе свидетелем глубокой задумчивости короля, припавшего на одно колено у самой кромки окаймленного камышом зерцала. Не крикнет птица в этот миг, не шевельнет листом дерево, не выпрыгнет из глубины на солнце резвящийся малек, да и ты, путник, затаи дыхание, не покидай своего случайного укрытия, ибо Артур, а у воды именно он, видит в отражении своем лик иного существа, не схожего с человеческим обликом, взирающего из того пространства Вселенной, где во славе своей сияет Арктурус, и имя ему Уртрр.

Знай теперь, притаившийся в ивняке никем не подосланный шпион, тайну короля Артура – он есть двенадцатая ипостась духа, пребывающего в сфере Арктуруса, помещенная в тело ребенка от родителей-простолюдинов, убиенного случайной стрелой охотника, выцеливавшего королевскую лань, но промахнувшегося, и подобранного отшельником Мэрлином уже бездыханным, но возвращенным к жизни земной способом, объяснение которого займет несколько сотен страниц и все равно не станет понятным. А посему опустим громоздкие формулы и витиеватые диаграммы и приступим к наблюдению.

Король зачерпывает озерную воду ладонями и погружает лицо в образовавшуюся чашу. Он замирает в таком виде на значительное время, не страшась надоедливых насекомых, в отличие от подсматривающего. Что ж, оставим его за странным омовением, о сути которого упомянем позже, и вернемся к лошади.

Садись в седло, мой друг, и продолжи свой путь не спеша. Король еще должен закончить у озера и успеть нагнать тебя до наступления темноты; мне же до вашей встречи – закончить свой рассказ о мальчике Артуре, воспитаннике Мэрлина, короле.

Странности ребенка с простреленным сердцем, вернувшего себе дыхание и пульсацию крови из окоченевшего состояния плоти, отшельник начал примечать сразу же. Очнувшийся мальчик произнес несколько слов, даже по звучанию не напоминавших земные языки и наречия, при том что Мэрлин до уединения в землях кельтов бывал и в италийских горах, и в песках мавров, захаживал в моря норвегов и огибал берега, таившие в густых зарослях гигантских слонов.

– Удивительный язык, – пробормотал тогда отшельник, а воскресший из мертвых будто только того и ждал.

– Артур-р-р, – совсем по-кельтски прошептал он и указал пальцем на потолок Мэрлиновской землянки.

– Ну а меня зовут Мэрлин, – улыбаясь сказал отшельник, решив, что мальчик назвал свое имя.