Семь дней

Спустя десять секунд, водитель понял, что ему навстречу несется крылатое препятствие и решил развернуться. И, конечно же, что-то пошло не так, и он застрял, перегородив своим кузовом дорогу. «Сука, я тут самолет без опыта посадил, а эта тварь, не смог на двух полосной дороге развернутся» — я был просто в бешенстве. Столкновение было неизбежно. Когда до машины оставалось меньше ста метров, я пулей выскочил из кабины и закричал в открывшуюся дверь на арабском, а потом на английском «Всем пристегнуться!»

От столкновения меня швырнуло назад, и я с ускорением врезался затылком в лобовое стекло кабины. В глазах потемнело. Потерявшее сознание тело, лишило меня возможности управления, и дальше я наблюдал происходящее из переносицы Киры. Самолет сильно накренился назад, видимо, переднее шасси сломалось от столкновения, и он лег на нос. Благо столкновение не вызвало пожара, но температура в салоне начала подниматься. Целую вечность ехали спасатели и скорая. Хотя я не мог знать наверняка, но похоже, кроме Киры никто не пострадал.

Потом были вялые попытки выровнять корпус самолета, к открытой стюардессой двери, приставили пожарную лестницу, по которой меня и вытащили из самолета. Из-за единственного встретившегося на дороге мудака, я опоздал на второй рейс и попал в больницу. Мне казалось, что я просто стукнулся головой, но лобовитые доктора нейрологического центра, наложили шину на шею моей подопечной. Я периодически пытался брать под контроль ее тело, но эти попытки были тщетными. «Ну, что же, проведу остаток цикла в палате. Все равно лучше, чем среди ошметков тела, в морге». Киру подключили к аппарату искусственного дыхания. «Неужели кома?» — гадал я. Может, не стоило выскакивать из кресла пилота, но я не мог не предупредить людей, такая натура. К Кире приходили представители полиции, люди в черном, представители СМИ, но понять в каком свете ее выставляли, из палат было невозможно. Спустя два дня стали приходить люди с цветами. В палате их оставлять не разрешали, но под дверью снаружи, появилась целая гора цветов. «Значит, раз несут цветы, ее посчитали героем», — предположил я, скучая. Оставался всего один день, а ситуация с Кирой не менялась. Она лежала в постели, мочилась в подгузники и не давала собой управлять.

Кома, состояние подобное смерти, для такого, как я. Мне еще раз вспомнился Тошики. Этот овощ провалялся в кровати почти без сознания шесть дней из семи. Окажись он все семь дней в таком состоянии, я бы остался в нем навсегда. Но что можно исправить в жизни человека, если он ничего не делает? Правильно, ничего, поэтому я ни разу и не попадал в такую ситуацию. Лежать рядом с неподвижным телом было скучно, и я решил поговорить с Нео. Она вела себя настолько тихо, что я даже забыл о ней на время. Перестал думать о том, как буду ее искать в Кении и все свои мысли направил на то, как помочь Кире. Я обратился к ней на суахили сотню раз, но Нео не отвечала. «Не слышит? Исчезла?» — ломал голову я. Если она и так должна была покинуть Киру вскоре, зачем я устроил весь этот балаган?

Меня грела лишь мысль, что первый блин комом и на втором заходе я обязательно выясню, стоило ли вообще так напрягаться из-за второй личности в Кире. Я тщетно прождал ее прихода в себя до позднего вечера, и уже смирившись с мыслью, что на этом приключения первой семидневки закончатся, принялся планировать новый цикл, как вдруг она пришла в себя.

Кира дернулась и привстала на кровати, трогая руками высокий ошейник. В палате было темно, она освещалась только светом негаснущих небоскребов. «Фуф» — подумал я, — «Обошлось. Если свободно сидит, и крутиться в постели, значит нет перелома позвоночника, а если еще и пойдет — вообще сказка!»

Хотя по сути, это было и не важно. Цикл я все равно запорол, так, что завтра мы начнем сначала в ссаной кровати в бомжатнике, но почему-то мне было радостно от того, что вверенная мне девушка не умерла и не осталась инвалидом, во время моей помощи. Мне захотел впрыгнуть в нее и объяснить, что да как, но вдруг в палату набежала целая делегация в белых халатах. Видимо, сработал какой-то датчик, сигнализирующий об изменении сердечного ритма, и медсестры, вместе с дежурным врачом, решили поприветствовать вышедшего из состояния комы пациента.

Я решил послушать, о чем деловито переговариваются корифеи от медицины и после того, как у Киры спросили, помнит ли она — кто она и как сюда попала, был неприятно удивлен. Кира помнила, кто она, но как сюда попала, и что вообще произошло — нет. «Амнезия» — с досадой подумал я. Если бы поторопился и впрыгнул в нее, до того как услышал диагноз, она бы перепугалась до седых волос. Оставалось еще половина часа до полуночи, и я терпеливо ждал нового цикла. Беспокоить Киру сейчас — не имело никакого смысла. Тем временем делегация поздравила мою подопечную, ей жали руки и говорили, что она герой. Медперсонал даже не стал выносить гору цветов, скопившихся на длинном столе за прозрачной стенкой палаты.