Семь дней до Мегиддо

И он даже понимал, почему мы так упрямимся. Наши эмоции ему были доступны и понятны – не то что пришельцу на орбите. Нет, он их ничуть не разделял, но понимал. Я так отношусь к одному приятелю, который любит виниловые пластинки, слушает их на каком-то здоровенном проигрывателе и говорит, что это круто и совсем другой звук. Как по мне, так никакой разницы с файлом, но я считаю это безобидным чудачеством.

Чистильщик тем временем прокатился всей своей бесформенной грудой по залу, явно нацелился на лежащих куколок, но боец издал рычащий звук и повел перед собой конусом излучателя. Кусочки кровавой плоти развернулись и, словно оживший фарш из мясорубки, невозмутимо покатились в другую сторону. Словно показывая: «Ну, не получилось, ладно…»

Самое мерзкое, что я понимал – эти кусочки плоти когда-то были человеком. Или несколькими людьми. Даже в уничтожителях и бойцах оставался какой-то разум и подобие человека. А в этой кровавой массе уже ничего не было, кроме ненасытного голода.

Неужели это такая опасная тварь? А если ее из огнемета?

– Стратег, – тихо сказала Дарина. – Анализ.

– Прежний, возраст около семисот лет, – негромко сказала куколка. – В защитном рассогласовании. Уровень компетенции близкий к прим-два. Боец, ускоренная рядовая сборка, в начальной стадии умирания, излучатели заряжены. Чистильщик… выдержанный, третье почкование.

– Прогноз, – так же негромко произнесла Дарина.

– Наша смерть, – ответила куколка.

Она разжала ладошку и стала разворачивать леденец.

– Талант, – сказал Иван. Присел на корточки, заглянул Анне в глаза. – Детка, а как ты поняла, что я рассогласован?

– Да ты бы иначе к нам не вышел! – ответила Анна.

Иван улыбнулся и кивнул. Поднял голову, посмотрел на нас:

– Нет, я действительно очень расстроен! Но нет иных вариантов!

– Стратег, включи в анализ свое самоубийство, – сказала Дарина.

Анна пожала плечами.

– Вы будете уничтожены как свидетели, конечно же.

Иван прищелкнул языком и выпрямился. Сказал укоризненно:

– Ну вот зачем, а? Да, конечно. Я бы вас убил, но быстро и без боли.

И рука Лихачева отбросила меня с линии огня.

В кино я это видел, и по телевизору иногда показывали. Но вот так, в реальности, оказаться рядом с работающей силовой броней…

Во-первых, Лихачев двигался быстро, очень быстро. Не сравнить с монстрами или Измененными, но человек бы так не смог. Миг – и полковник стоял перед нами, а пулемет на правой руке грохотал, как отбойный молоток. Вряд ли он был многоствольный, но и одного ствола хватало, чтобы в грудь Ивана бил поток свинца.

Бил – и проходил насквозь.

Иван даже не пытался уклониться, улыбался в лицо Лихачеву, а пули прошивали его насквозь, не оставляя следов, будто шли через туман или голограмму.

Хотя нет!

Что-то все-таки происходило! У Ивана подергивалось лицо, а потом он сделал шаг назад и быстро скосил глаза на грудь, проверяя, всё ли в порядке.

Словно его чуть-чуть задевало. Самую малость. Может быть, если бы в него минут пять стреляло десять пулеметов, его бы ранило или даже убило.

Но у нас не было ни пяти минут, ни десяти пулеметов.

На руке Лихачева что-то щелкнуло, и пулемет замолчал. Раздалось негромкое клацанье, стук… может, магазин новый загружался?

Иван покачал головой.

Чистильщик развернулся и, распадаясь на гигантский полумесяц, рванулся к нам.

Боец все так же стоял, держа свои излучатели нацеленными на нас, но не стреляя.

«Помоги! – позвал я Гнездо. – Помоги, ну же!»

Гнездо не отвечало, Гнездо было в панике… и словно бы даже не из-за Ивана с его монстрами… вместо могучего прилива силы я ощутил какую-то дрожащую нервную боль. Гнездо чувствовало что-то еще, что-то пугающее его до жути, до оцепенения.

«Мне бы только минуту! – взмолился я. – Я даже не призван, я доброволец… Только минуту, десять секунд!»

И я все-таки ускорился! Неожиданно для себя и, кажется, для всех.

Елена медленно нажимала на спуск, и ствол обреза вспухал облаком сгоревшего пороха. Деда Боря, Виталий Антонович и Василий застыли, поднимая пистолеты. Дарина отбросила назад Наську и Анну, те летели над полом неспешно и беззвучно, а жница разворачивалась к Прежнему.

Боевой модуль на левой руке Лихачева низко загудел и выплюнул струю огня – та плавно, по дуге, пошла навстречу «тюменским мышам». Вряд ли полковник успевал реагировать и целиться с такой скоростью; скорее работала какая-то электроника.

Только Милана стала быстрой, почти, как я.

Она бежала, огибая фрагменты чистильщика, едва опережая струю огня, – к бойцу. И тот начал разворачиваться к ней, быстро и легко, мгновенно определив угрозу и направляя на мою бывшую девушку излучатель.

Я даже не пытался что-то крикнуть, помнил, что это невозможно.

Вырвал из кобуры пистолет, разрывая застежки плаща. Сколько там у меня патронов, два или три?

Все три я всадил в нацеленный на Милану излучатель.

Макаров – очень старое и неудобное оружие, примитивное, как всё вокруг, но было проще использовать именно его. В конце концов, я знал, куда попасть и с каким интервалом.

Излучатель распался в роговые щепки, а направленная в него энергия искала выхода.

Боец успел повернуть голову.