Семь дней до Мегиддо

– Ясно, – сказал я. – Примерно так и думал. А сколько умирающих вы принимаете в год?

Вот теперь она промолчала.

– Важно не то, что есть, а то, чего нет… – сказал я. – То, чего ты не видишь… К вам привозят не меньше тысячи детей в год. Я, прежде чем пришел, поговорил с дорожной полицией. Знаете, когда есть удостоверение консультанта отдела «Экс»… им хочется выговориться. Работа скучная, народ не любит ездить мимо Гнезда… но «скорая» приезжает каждую ночь. Иногда и две. Ваше Гнездо самое старое в Москве. Тут должно быть тысяч десять Измененных… где они, хранитель? Где ваши братья и сестры? Что вы с ними делаете?

– Не лезь в наши дела, человек, – сказала хранитель.

И я вдруг услышал в ее голосе эмоции. Боль, тоску, бессилие.

Может быть, я случайно пробудил в ней человеческие чувства, сказав то, о чем хранитель сама не хотела думать. А может быть, чувства всегда в ней были – с того момента, когда она (или он?) получила свою первую порцию мутагена.

Просто спрятанные от всех, чтобы было легче жить.

– Хоть чем-то помогите, – сказал я. – Потому что я все равно полезу в ваши дела. Вы не Инсеки, вы – люди!

– Мы – не люди! – резко сказала хранитель.

Пробил я ее, разозлил!

– Все мы – люди!

Стражи заворочались, глядя на хранителя. Я подумал, что, если она сейчас прикажет, мне отвесят такого пинка, что я до метро докачусь.

– Чего ты хочешь?

– Справиться с монстром.

– Человек не сможет. Измененный тоже не сможет.

– Хоть что-то! Шанс!

Хранитель опустила руку к бедру. Комбинезон разошелся под ее пальцами, она что-то медленно вытащила – и протянула мне. Сказала:

– Это твой шанс.

На ее ладони лежал узкий, будто пенал, термос. Она сняла крышку – внутри была прозрачная пластиковая ампула. В ней перекатывалась горошина маслянистой фиолетовой жидкости.

– Надо ввести в кровь, – сказала хранитель. – Вероятно, это тебя убьет. Но ты получишь несколько минут.

– Что это? – спросил я растерянно.

Я ожидал чего-то иного. Неощутимой «печати» или, может быть, футуристического пистолета, стреляющего смертоносными лучами.

– Концентрат мутагена первой фазы.

– То, что вы вводите умирающим детям?

– Мы вводим инициирующую дозу. Здесь в пятьдесят раз больше.

Меня передернуло, по коже мороз прошел.

– Если не будешь вводить, то не бери. Это большая ценность.

Я спрятал «пенал» в карман. Спросил:

– Как-то особо с ним обращаться?

– Не нагревай сильно.

– Куда колоть-то?

– Лучше в вену или артерию.

– Спиртиком протереть и шприцем уколоть? – Я попытался усмехнуться.

– Спиртом можешь пренебречь, – сказала хранитель. – В твоем случае это не важно.

– Ага, – сказал я. Меня потряхивало, будто я уже вводил себе этот чудовищный допинг. – И что произойдет? Я превращусь в Измененного?

– Взрослый человек не может измениться. Впрочем, никто не пытался ввести концентрат.

– А ведь ты не постоянно с ним ходишь, – сказал я. – Значит, допускала, что понадобится. Надеялась, что я тебя уговорю. Ты – человек.

– Мы не люди, – повторила хранитель. – Но мы помним, что были людьми. И делаем для человечества больше, чем ты можешь себе представить.

Она развернулась и побрела назад – странное существо непонятного пола, от силы моих лет, с жуткими белыми глазами и со спрятанными под этой ледяной внешностью человеческими чувствами.

Я получил то, чего требовал.

Но радостно мне от этого не было.

Глава четвертая

Возле метро «Мичуринский проспект» тоже есть Комок – он упал на здание Почты России. Острословы говорят, что с запозданием на неделю относительно всех остальных Комков…

А еще он, хотя это чистая случайность, от метро выглядит как большой утюг. Даже что-то вроде ручки есть.

И как после этого местные называют Комок? При таких шикарных вариантах?

Баклажан!

Ну с какой стати-то? Он даже не фиолетовый!

Иногда мне кажется, что главная человеческая черта – это делать всё наперекор здравому смыслу.

Я не пошел в метро сразу, а дошагал до Комка. В глубине души я понимал, почему пошел именно туда – не хотел приближаться к нашему Гнезду.

Тут было людно: на улице стояло что-то вроде очереди, в основном из молодежи. Пять парней-серчеров, две девушки, два мелких пацана, сжимавших в ладошках найденные, наверное, даже без очков, кристаллики. Был и пожилой, хмурый и важный серчер, даже у Комка не снявший дорогие зеркалки. И суетливая немолодая тетка, такие обычно кристаллы получают от детей или внуков. А еще смуглый с хищным взглядом парень – я бы предположил, что это мелкий торговец наркотой. Скорее всего, так и было, торговал смесями за кристаллики. Опять же странно, в Комке можно получить все что угодно, хоть мешок героина, только кристаллы неси. Но некоторые, очевидно, предпочитали дилеров на стороне.

Очередь шла быстро. Никто не мешал всем набиться в Комок, но тут, видно, было принято ждать снаружи. В каждой избушке свои погремушки, в каждом монастыре свои уставы…