— Все, кто имел к нему отношение, повязаны. Областной ОМОН хозяйничает в городе. Вас-то не задерживали?
— Нет. Впрочем, да, но фээсбэшники — у них ночевал. Надо Наташе позвонить. Чёрт!
— Вот этого как раз делать не надо. Уверена, у вас в доме засада, и телефон под контролем. Вам лучше укрыться, пока омоновцы орудуют в городе.
Я молчал. Тупо смотрел на неё и молчал.
— Что думаете предпринимать, шеф? Помощь нужна?
— Представляете, совершенно не знаю, что можно сделать в данной ситуации. Не подскажите?
— Думаю, у меня вас искать не будут.
— А если вдруг — тогда и вы подставитесь за укрывательство.
— Вас никто не объявлял преступником, а за любовные связи в законодательстве ещё нет статьи. Вам только не стоит появляться на улице и звонить, куда бы то ни было.
— А как же Наташа?
— Я съезжу к ней сегодня и предупрежу. Надо только выждать время.
Разумнее её предложения мне ничего не пришло в голову. И я стал затворником. Даже телефон Елена отобрала, чтобы не поддался соблазну.
Вечером докладывала.
— Ты заметил — юридический отдел отсутствовал утром перед офисом?
— Думаешь, перекупил Борисов крючкотворов?
— Подумала, да, и поехала к Миттельману домой.
— Впустил?
— А я как будто к Софочке, жене его, а потом и до него добралась. Про тебя спрашивал — что слыхать? Считает, вместе с бойцами "Алекса" ОМОН повязал. Говорит, сейчас правит учредительные документы НБЭ — теперь Борисов его полноправный владелец, а твою фамилию вымарали.
— Сволочи! А если посудится?
— Никаких перспектив. Твоя доля в НБЭ от "Алекса", а он вне закона. Криминальные денежки, говорит Миттельман.
— А что Наташа? Была у нас дома?
— Возле дома. Там машина стоит и мужики в ней. Не рискнула.
— Давай позвоним.
— Только не с твоего телефона.
Наташин оказался заблокирован. Чёрт! Полный вакуум неизвестности. Я запсиховал.
— Давай уедем, — звала Елена.
Куда? На что? И что с семьёй? У них нет зелёнки на коттедж, и в любую минуту их могут просто выкинуть на улицу.
— Это не смертельно, — увещевала Елена, устраивая голову на моё плечо. — Главное — тебе остаться на свободе, всё остальное можно решить.
Я соглашался.
Машина у моих ворот, а в ней молодчики. Это могли быть омоновцы, а могли и не быть. "Алекс" разгромили, а я остался на свободе — почему? — следовало ждать вопроса от бандюков. Ответ мог быть не утешительным — возможно, это дело времени: найдут и повяжут.
Борисов прибрал "НБЭ" к рукам — давно, видать, вынашивал планы, поганец, а тут такой случай. Мне даже вложенный капитал отсудить не светило — вливался он от "Алекса" и, стало быть, припахивал криминалом. Бывший компаньон этим ловко воспользовался.
Вторую неделю скрываюсь в чужой квартире в полной изоляции, в смысле информации — что творится в городе? где моя семья? что предпринять?
Борисов запустил НБЭ под новым флагом, и Елена вышла на работу. Кормила меня, любила и, как могла, утешала. А я страдал. Страдал своей беспомощностью, безысходностью положения. Ломал голову в поисках выхода и ничего умней придумать не мог, как пойти и покаяться Билли. Да-да, надену оптимизатор, примирюсь с виртуальным другом и переверну чёртово Зазеркалье вверх тормашками. Тебя, сука Борисов, в порошок сотру. Братков на волю выпущу, и да здравствует анархия — мать порядка! К дьяволу аппарат насилия, к чёрту тюрьмы и ментов. Мы создадим республику вольных лодырей. Объединим людей в одну великую коммуну. Таких реформ наделаем — Премьеру на зависть. Привезу в этот мир миллиарды — сколько потребуется — оптимизаторов и избавлю его от голода, холода, зависти и страданий. Но с врагами обязательно разделаюсь, ибо пепел Клааса стучит в моём сердце….
Вскакивал с дивана и метался по комнатам, окрылённый жаждой мести и преобразований. Находившись, плюхался обратно. Нет, не реально — Билли никогда не подбить на эту авантюру. Скорее всего, он и разговаривать со мной не станет — умыкнёт из Зазеркалья, и дело с концом. Да, так и будет — надо знать виртуального всезнайку.
И я ломал голову, как улестить, убедить, обмануть Билли, потому что без его помощи эту гору проблем вряд ли осилить. Может, со временем — сейчас сдаться на его милость, а через какой-то срок, замирившись, вернуться сюда и исполнить всё задуманное.
Вернуться надо обязательно — бог с ним, Борисовым — Наталью не мог бросить с Катюшей на произвол зазеркальной судьбы. А теперь вот Елена….
Пили чай. За окнами смеркалось.
Звонок в дверь.
Елена метнула на меня встревоженный взгляд и в прихожую.
— Кто там?
— Нам бы Алекса…. Кхе…. Кхе…. Гладышева.
Я понял — за мной пришли, и поднялся из-за стола. Елена на грудь, обвила шею руками:
— Мы не откроем.
— Они выломают дверь.
— Позвоним в милицию.
— И не вздумай — подпишешь нам смертный приговор. Пусти — попробую договориться.
— Они убьют тебя.
— Это не так просто сделать (без оптимизатора-то?).
— Я не хочу тебя терять. Не могу. Мне не пережить этого.
— Лена, — расцепил её руки. — Ты пытаешься лишить меня мужского права отвечать за свои поступки.
И от порога:
— Если не вернусь, исчезни из города — эти люди свидетелей не оставляют.
Махнул рукой — не светись в проходе — и открыл дверь: