Семь дней творения

Галки над прогулочным двором горланили весну. Конец апреля выдался на редкость безоблачным и теплым. Почки корявых тополей вдоль заборов бесшумно взрывались крохотными язычками зеленого пламени. Из-под седых островков ноздреватого снега во все стороны расплывались влажные подтеки.

Петр Петрович исполнил-таки обещанное: в день приезда Татьяны Вадима впервые выпустили из отделения без присмотра. Выйдя в прогулочный двор, они долго молчали, не зная, с чего начать. Слишком уж многое вставало теперь между ними.

И хотя Вадим заранее предвидел весь ход своего последнего объяснения с женой, разговор начался куда неприятнее, чем он предполагал. Для Татьяны смысл его объяснений свелся к разводу. Соответственно с этим та себя и повела.

- Что ж,- оскорбленно подобралась она, предпочитая нападение защите,этого мне надо было ожидать. При твоем образе существования... Попойки, случайные связи... Исковеркать жизнь человеку, это в твоем стиле. А я-то жду! - У нее была удивительная особенность верить тому, что она говорила. Лучшие годы, молодость отдала... Жила, словно монахиня... Но и я так просто не отступлюсь. Квартиры ты не получишь... Ты ни на что не имеешь права... Ты недееспособен, милый. Ни один суд не станет на твою сторону.

- Ты можешь слушать?

- Тебя - нет.

- И все-таки, я прошу.

- Ты снова хочешь, чтобы я терпела твое пьянство и твои сумасшедшие выходки в квартире,- я хочу хоть какое-то подобие порядка.

- Успокойся,- Вадим поспешил предупредить ее, уже готовую разразиться слезной истерикой. - Тебя никто не гонит. Если ты поможешь мне уйти отсюда, я возьму только пару белья и рубашку.

- Значит, рай в шалаше? - Жалкой усмешкой она тщетно пыталась скрыть свою обескураженность.- Не поздно ли, Вадим Викторович?.. И что же, молода, красива? - Влажные губы ее мстительно вытянулись в тонкую ниточку: предпочтение, оказанное другой, было выше ее понимания. - Видно, с приданым? - Манера разговаривать вопросами выражала в ней высокую степень раздражения. - Дача? Машина?

Но если раньше все ее подобного рода речи доводили Вадима до дикого бешенства, то теперь, слушая жену, он оставался устало равнодушным и лишь никак не мог взять в толк, как ему удавалось чуть не десять лет терпеть эту женщину рядом с собой, мирясь с въевшейся в нее чуть ли не со дня рождения мелочностью и фальшью. Фальшиво в ней было все: голос, походка, речь; казалось, стоит ей сделать хоть одно естественное движение, как она исчезнет, растворится, изойдет в этом движении полностью, без остатка,- до того предельно немыслимым выглядело для нее всякое человеческое проявление.

- Оставь эту самодеятельность хотя бы на сегодня.

- Ну, конечно, где мне, ты же профессионал.

- Ты неисправима.

- Влияние близких?

- Я отдал тебе не худшую свою часть.

- На тебе, Боже...

- Мы прожили с тобой несколько лет. - Со спокойной целеустремленностью он старался пробиться к её сознанию. - Прямо скажем,- лишних лет. Но вот сейчас, когда всё кончается, можем вести себя друг с другом по-людски.

- Вот и объясни мне по-людски, без фантазий, свои фокусы.

- Я вовсе не шучу. Мне хочется начать другую жизнь... Попробую еще раз...

- С другой бабой?

- Таня! - Он уже потерял надежду разбудить в ней хоть проблеск взаимопонимания, но решимость не оставлять здесь после себя ничего недоговоренного взяла верх. - Будь хоть раз в жизни человеком. Наверное, я был во многом неправ, но ведь и ты не всегда поступала правильно. Поэтому не будем сводить счеты, а расстанемся людьми... Я клянусь тебе, что это не блажь... Неужели меня так трудно понять?

Ожесточенная настороженность в её темных, гремучей желтизны глазах оттаивала, уступая место растерянному недоумению.

- Ты сумасшедший,- она медленно приближалась к нему, пристально, словно впервые узнавая, разглядывала его,- да, да, ты, видно, и вправду сумасшедший... И как я не замечала этого до сих пор! Куда тебя несет, Вадим? Что с тобой?

- По-моему, как говорится, я прекрасно болен. И, прошу тебя, помоги мне...

- Я никогда не могла понять тебя.

- Тебе было некогда.

- При твоем образе жизни...

- Эх, Таня, при любом образе жизни за десять лет можно успеть понять друг друга.

- Слова - твоя профессия.

- Не мои - чужие, Таня, чужие слова...

- Хорошо,- неуверенно пообещала она,- я посоветуюсь с мамой.

Охота разговаривать у Вадима сразу же отпала. Она так ничего и не поняла. Сейчас жена не вызывала у него даже раздражения. Он скорее жалел ее, как жалеют калек и убогих. Они жили в разных измерениях и поэтому не могли постичь один другого. Теща в два счета обуздает этот ее благой полупорыв. Так неужели у него нет выхода? Неужели и ему выпадет та же участь, что и тем, которых он уже встречал однажды, там, на Байкале?