Семь дней творения

- Наоборот. У меня просто времени не было привыкать к барахлу. Всегда на перекладных.

- Теперь все будет по-другому.

- Вывезет ли?

- Должно вывезти.

- У вас, в отличие от меня, много времени впереди.

- Каждый отсчитывает время по-своему.

Было в ней - в её скупых движениях, взгляде без улыбки, манере говорить медленно и отрывисто - что-то такое, перед чем Вадим, забывая о своем против нее возрасте, испытывал жаркую, почти мальчишескую робость:

- У меня к вам просьба, Натали,- мысль обожгла его внезапно, но ему уже казалось, что он думал об этом с самой первой их встречи,- будьте со мной в день отъезда.

- Я сама довезу вас до места.

- Знали бы вы, как я вам благодарен.

- Обязательно довезу. Без меня вы там заблудитесь.

В домашнем ситчике, в сумерках, она казалась тихой бабочкой, устало сложившей пестрые крылья. Немалых усилий стоило Вадиму побороть в себе искушение - взять её на руки и бережно носить по комнате, пока она не уснет.

Она вздохнула:

- Если бы у вас все состоялось!

- Я буду стараться. Я буду очень стараться.

- Для меня, наверное, это еще важнее, чем для вас.

- Значит, мне придется стараться вдвойне.

- Я - серьезно.

- И я.

- Спасибо.

- Натали.

Они еще не сказали друг другу самых главных, самых существенных слов, но душевная общность уже озарила перед ними прошлое и будущее, тень и свет, проникнув их знанием сущности окружающего и надеждой:

- Может быть, это продлится долго, очень долго, Натали.

- Разве это важно?

- Для меня - нет.

- Для меня - тоже.

- А если меня все же найдут?

- Это еще не конец.

- А что же это?

- Можно попытаться еще раз.

- Будет уже поздно.

- Разве когда-нибудь бывает поздно?

- Вы мне - как подарок...

- Еще пожалеете.

- Никогда.

- Не зарекайтесь.

- Я все же зарекаюсь.

- Вот как?

- Да. - И еще тверже: - Да.

Темь холодными звездами заглядывала в окна, располагая к долгому молчанию, и они замолчали, но и в безмолвии между ними продолжался тот самый разговор, которому, сколько существует мир, нет и не будет конца. В темноте Вадим осторожно коснулся её плеча и оно обмякло под его рукой и подалось к нему навстречу. Жаркий туман поплыл перед его глазами и он, почти задохнувшись от волнения, привлек девушку к себе:

- Милая...

- Зачем я тебе?

- Жизнь моя...

- Боюсь я.

- Чего?

- Ненадолго это.

- Навсегда!

- Это тебе сейчас кажется.

- Всегда будет казаться.

- Смотри.

- Люблю тебя.

- И я... Сразу... Как увидела...

- Ната...

Они очнулись, когда за окном в рассветном мареве тихой зеленью светились майские тополя, через которые солнечно проглядывался резко вычерченный на сквозной белесости высокого неба город, и Вадиму пригрезилось, что там, за нагромождением этих многооконных коробок уже стоит в ожидании его - Вадима, нетерпеливо подразнивая белоснежными боками, вытянутый носом к морю теплоход. И мимолетное видение это с такой внезапностью все в нем стронуло, воспламени-ло, что он не выдержал, заторопился.

- Подъём, Ната! Смотри, утро-то какое!

Не поднимая век, она улыбчиво кивнула и медленно потянулась к нему, утыкаясь теплым лбом в его плечо:

- Еще немного. Успеем...

Но вскоре она уже громыхала на кухне посудой, стряпая на скорую руку завтрак, и, одеваясь, Вадим все еще никак не мог опомниться от случившейся в его судьбе удивительной перемены: "Будто во сне,- ей-Богу!"

Пронизанное зябким солнцем раннее утро высветило перед ним овеянную первым тополиным пухом пустынную улицу, и они, не раздумывая более, двинулись по ней - по этой улице - к первой же остановке, ведущей к трем вокзалам.

XVI

Когда после вокзальной сутолоки они, сев в электричку, оказались друг против друга и, наконец, встретились глазами, в них вошла полная мера того, что их теперь объединяло. Все пережитое показалось им сейчас тяжелым и уже отлетевшим сном. Другая жизнь, еще неведомая, но заманчивая самой своей новизной, ждала их впереди. Они сидели друг против друга, взявшись за руки, и все, что творилось вокруг,- давка, ругань, смех, плач,- не существовало для них. В мире сейчас были только они двое. Только они двое - и никого больше.

Потом они шли через лес. Одуряющий запах его по-майски клейкой поросли кружил им головы, и робкие травы стекались к их тропам, стряхивая под ноги свои первые росы. На ум им приходили первые попавшиеся слова, но в каждое из этих слов они вкладывали свой, понятный только им двоим смысл:

- Давно я в лесу не был.

- И я.

- Смотри, какой нарост на березе! Будто львиная грива.

- Скорее черепаха под панцирем.

- У тебя есть глаз.

- Я способная.

- Скромничаешь?

- Ага...

Сквозь рябой частокол берез появилась блистающая зеркальной поверхностью речная полоска, и вскоре внизу перед ними показалась паромная пристань с несколькими строениями торгового типа вдоль берега.

- Ну вот,- облегченно вздохнула она и заспешила вниз,- переедем, а там совсем близко.

- Как снег на голову.

- Они привыкли. Даже рады будут. Около пивного ларька на берегу их остановил жиденький старичок с веселыми кроличьими глазами.