Семь дней в июне

– Кто впустил сюда эту обесцвеченную крестьянку? – Сиси была королевой полицейского надзора за женщинами с прической, как у нее. То есть половины жительниц Бруклина. – На ней джинсы из Walmart?

– Ты когда-нибудь была в Walmart? – спросила Ева.

– Телом – да. Душой – нет. – Она крутанулась на пятке. – На сцену! Представление начинается!

Белинда схватила Еву за руку, и они, как утята, протащились за Сиси сквозь толпу.

На сцене была создана интимная обстановка: ряд из четырех элегантных кресел для Сиси, Евы, Белинды и Халила. Халил появился только после вводной речи Сиси из-за недоразумения с водителем Uber. Недоразумение заключалось в том, что Халил угнал чужой Uber, и водитель его вышвырнул.

Это был тридцатисемилетний доктор культурологии, предпочитавший пастельные брюки Ralph Lauren и галстуки-бабочки. Халил был известен тем, что писал тома о системном расизме и жил с шестидесятилетней шведкой, наследницей большого состояния, которая финансировала брюки и галстуки Ralph Lauren.

Летом после развода Евы, когда Халил был обозревателем Vibe, он безуспешно добивался ее в течение нескольких вечеринок на крыше Клинтон-Хилл. Термин «любитель поучать» еще не вошел в обиход, но вполне бы пригодился.

Заполненный зал увлекся оживленной дискуссией – гости кивали, хихикали и записывали видео на смартфоны. Ева сидела прямо, женственно скрестив ноги в ботильонах на шпильках.

Получалось потрясающе.

Да, когда она заговорила в первый раз и во второй, некоторые смотрели на нее с выражением «кто это такая?», но постепенно она завоевала аудиторию. И настолько, что ей самой стало интересно, чего же она опасалась.

Отвечая вместе с Белиндой и Халилом на наводящие вопросы Сиси, они раскрывали свои роли: Белинда была «Честной сестренкой», Халил – «Самодовольным наглецом», а Ева – «Безнадежно пьяной от неожиданного успеха».

– И вот что действительно хорошо, – говорила Белинда, – издательская индустрия с трудом принимает чернокожих персонажей, если они не страдают.

Кивки и ропот аудитории.

– Ожидается, что мы будем писать о травмах, угнетении или рабстве, потому что это легко продаваемые символы чернокожих. Издатели не в состоянии увидеть в нас те же банальные, смешные, причудливые переживания, которые есть у каждого человека…

– Потому что это означало бы, что мы люди, – перебил Халил. – АМЕРИКАНСКОЕ ОБЩЕСТВО ЗАВИСИТ ОТ НЕОБХОДИМОСТИ ДЕГУМАНИЗИРОВАТЬ, УНИЗИТЬ И ОТРИЦАТЬ ЧЕРНОКОЖИХ.

Белинда проигнорировала его.

– Мой первый роман был об архитекторе и шеф-поваре, которые становятся свидетелями убийства в переулке во время отключения электричества две тысячи третьего года и занимаются бурным сексом, по пути разгадывая тайну. Его везде отвергали. Я постоянно слышала: «Милая история, но нельзя ли рассказать поподробнее о борьбе чернокожих героев в преимущественно белой профессиональной среде? – Белинда вздохнула. – Можно подумать, черт возьми, в литературе нет места для веселого черного дерьма? Почему я не могу заработать миллионы на «Девушке в поезде»[41] или «Пятидесяти оттенках»[42]?

– «Пятьдесят оттенков» – это нормально, – фыркнула Сиси. – Хотя я бы очень хотела, чтобы Ана побрила ноги. Но все верно. Белые авторы вольны рассказывать хорошую историю ради хорошей истории.

– Представьте, что было бы, попытайся кто-то из нас опубликовать «Девушку в поезде», – сказала Ева. – «Для цветных девушек в поезде, когда самоубийства недостаточно».

Толпа разразилась хохотом, а Ева засияла так, словно попала к райским вратам. Из ее ушей вырвался солнечный свет, а зрачки превратились в сердечки эмодзи.

– В детстве и отрочестве я была одержима ужасами и фэнтези, – продолжила она. – Но чернокожих персонажей в этих историях не встречала. Почему я не могла попасть в Нарнию или Хогвартс? Когда я написала о чернокожей ведьме и вампире, издатели были шокированы. Типа, могут ли паранормальные существа вообще быть небелыми? И это несмотря на богатую традицию чернокожих вампиров – вспомним Блэйда, Блакулу, фольклор Луизианы. И не надо мне рассказывать о черных ведьмах, таких как Бонни в «Дневниках вампира» или Наоми Харрис в «Пиратах Карибского моря» … – Она замолчала, понимая, что зазналась и теряет аудиторию. – Как бы то ни было, лишь немногие из нас преуспели в этом жанре, потому что представить себе мир, даже фэнтезийный, где все власть имущие – темнокожие, очень трудно. И с комиксами то же самое. Кто-нибудь бывал на Комик-Коне[43]?

Только один человек, сидевший в последних рядах, поднял руку. Она прищурилась сквозь очки, чтобы разглядеть его лицо, и увидела мужчину лет сорока, накрашенного мерцающими тенями для век и в фиолетовой шляпе ведьмы Джии. Фанат «Проклятых». Помимо пьющих дам, мужчины-педики поколения X были ее самыми активными читателями и преданно писали на фан-страничках в социальных сетях.

Что смертельно льстило Еве.

Но шляпа ведьмы? Здесь? Когда она пыталась выйти в образе серьезного автора?