Семь дней в мае

— По совести говоря, Арт, вот это и смущает меня больше всего. Ясное дело, что Кейси только строит догадки. Он складывает два и два и, возможно, получает пять. Сегодня утром я попытался мысленно подсчитать все наши секретные базы и не смог. У нас сейчас так много баз — секретных и полусекретных, что никому и в голову не придет докладывать мне о какой-то одной из них, если я не дам специального указания или если не потребуется принять об этом объекте какое-то особое решение.

Корвин промолчал, и Лимен мысленно спросил себя, о чем сейчас думает этот большой и спокойный человек. «Разделяет ли он гнев, закипающий во мне при одной лишь мысли о том, что интеллигентные, способные и облеченные доверием американцы готовятся бросить вызов конституции? Испытывает ли он то же отчаяние и то же чувство беспомощности, что и я? Настолько ли он лоялен как телохранитель, чтобы защитить не только телесное воплощение, но и дух того, что ему поручено защищать?»

— Так что вы скажете, Арт?

— Полагаю, что мы должны удвоить охрану за счет людей, на которых я смело могу положиться, — быстро ответил Корвин.

— Нет, нет, я совсем о другом. Что вы думаете обо всем этом, обо всей этой истории? Она не представляется вам бессмыслицей?

Корвин впервые улыбнулся, и Лимену показалось, что он прочел на его лице выражение какой-то особой теплоты и привязанности.

— Господин президент, — сказал Корвин, — время от времени я встречаюсь с моим предшественником по работе. Вы удивились бы, если бы услыхали, что мы говорим о президентах. Для нас это всего лишь работа, как и всякая другая, а вот каждый из вас — наполовину беспомощное дитя, а наполовину — дурак. Кто-нибудь постоянно стремится отправить президента на тот свет. За год мы получаем штук сто писем от разных сумасшедших, собирающихся перерезать президенту глотку, или отравить, или продырявить из винтовки.

— И доктор Гэллап, должно быть, переговорил с каждым из них на прошлой неделе, — горестно заметил Лимен.

Корвин вежливо улыбнулся, но не позволил себя отвлечь.

— И все же президенты ухитряются вести себя наиглупейшим образом. Помните, в разгар этой истории с пуэрториканцами Трумэн высунул голову из окна Блэйр Хауз, чтобы узнать, почему и в кого стреляют? А Кеннеди? С больной спиной он отплывал ярдов на пятьдесят от яхты, да еще в таких местах, где глубина достигала футов сорока. А Эйзенхауэр? Играл в гольф на опушке такого густого леса вдоль некоторых автострад, что несколько шизофреников могли бы спокойно стрелять в него с деревьев и никакая охрана не могла бы даже напасть на их след.

Лимен протестующе поднял свою большую руку.

— Но сейчас, Арт, речь идет о другом. Если… если это правда, значит, готовится захват власти.

— А нам все равно, господин президент. Мы никому не верим. Возможно, вам покажется смешным, но иногда я ловлю себя на том, что присматриваюсь к самым высокопоставленным лицам из вашего окружения, включая членов кабинета, и пытаюсь определить, не прячет ли кто-нибудь из них револьвер под пиджаком.

— Но мы же говорим о совершенно разных вещах, Арт, — снова возразил Лимен. — Я не вижу тут никакой опасности лично для себя. Возможно, опасность угрожает самому посту президента, который сейчас занимаю я, а следовательно, — конституции.

— В конце концов это одно и то же, сэр. Если кто-нибудь хочет захватить власть, он должен будет сначала отделаться от вас, как-то убрать вас с пути — ну, скажем, посадить в один из отсеков подземного убежища в Маунт-Тандере.

Лимен понимал, что напрасно тратит время. Корвин отказывался следовать за ним в область политической философии. Но какое это имело значение? Кругозор Корвина позволял ему видеть только одну задачу: обеспечить физическую безопасность президента как личности. Ну что ж, возможно, дело дойдет и до этого. А если все окажется мыльным пузырем и Лимен превратится в посмешище для всей страны, по крайней мере хоть Корвин не будет смеяться и распространять сплетни.

— Хорошо, Арт. В два часа дня в солярии у нас состоится совещание, и я хочу, чтобы вы на нем присутствовали. Между прочим, как вы считаете, не установить ли слежку за генералом Скоттом — посмотреть, чем он занимается?

— Вот видите, а вы утверждали, будто мы толкуем о разных вещах, — улыбнулся Корвин. — Я как раз хотел внести такое предложение. У вас есть вполне подходящий человек для этой цели. Занимаясь «художниками», любителями рисовать банкноты, я получил весьма солидную практику в подобных делах.

Корвин уже уходил, когда в кабинет вошла Эстер и доложила о прибытии министра финансов Тодда, но Лимен сначала решил поговорить с Фрэнком Саймоном. Молодой жилистый человек — секретарь по делам печати, похожий в своих роговых очках на нахохлившуюся сову, торопливо вошел в кабинет. Никто лучше Саймона не умел ладить с прессой, но Лимен уже при одном взгляде на него начинал раздражаться, словно кто-то прикасался к его обнаженным нервам.