Семь фантастических историй

В Ассенах был у меня друг, или так мне, по крайней мере, казалось, — продолжал Йонатан, — одаренный юноша, пасторский сын, по имени Расмус Петерсен, на несколько лет меня старше и на голову выше. Он и сам готовил себя в священники, но из-за какой-то неприятной истории не мог сдать экзамена. Однако студентом, в Копенгагене, он репетировал во многих знатных домах. Он всегда был ко мне чрезвычайно расположен, а я, восхищаясь им, чувствовал себя неловко в его обществе. Он был остер, остер, как бритва, того гляди, об него порежешься и сам не заметишь. Когда мне было шестнадцать лет, он явился к моему отцу и упросил отпустить меня в столицу поучиться у людей образованных, ибо у меня, мол, выдающиеся способности.

А у вас были выдающиеся способности? — спросила фрекен Малин с удивлением.

Ах нет, ну что вы, ваша милость, — отвечал Ионатан. — Первое время в Копенгагене, — продолжал он, — я чувствовал себя одиноко, потому что мне не к чему было себя приложить. Кругом ничего, только люди, да, люди, а им было не до меня. Поговорят со мной и тотчас же повернут спину. Но потом интерес мой привлекли дорогие теплицы и оранжереи в королевском дворце и в замках важных вельмож. Из них особенно славились оранжереи барона Йохаима фон Герсдорфа. Он был гофмейстер датского двора и сам великий ботаник, объездил всю Европу, Индию, Азию, Африку и Америку и повсюду собирал редкостные растения.

Случалось ли вам слышать об этом человеке, или, может быть, вы его знаете? Родом он был из России, и богатство его не имело равных во всей Дании. Он был поэт, музыкант, дипломат и даже тогда, стариком, соблазнитель женщин.

Но не этим он прежде всего впечатлял. Нет, тут было другое. Он был законодатель моды. То была его истинная суть. Вернее, мода сама, во всяком случае в Копенгагене, пресмыкалась у ног барона Герсдорфа. Что бы ни сделал он — тотчас полагалось делать всем остальным. Все наперебой ему подражали. Ах, да к чему тут его описывать. Сами знаете, что такое законодатель моды. Уж я это постиг. Законодатель моды — этим все сказано.

Я побывал в его оранжереях, к которым Расмус добился для меня доступа, несколько раз, прежде чем застал там барона. Расмус меня представил, он милостиво меня приветствовал и тотчас вызвался показать свои владения, что и сделал с великим терпением и доброжелательством. С того дня я почти всегда его заставал. Он поручил мне составить каталог его собрания кактусов. Много дней провели мы вместе в жаркой теплице. Я был счастлив: он так много путешествовал по свету, мог так много порассказать о чужеземных цветах и насекомых. Иногда я замечал, что слова мои странно его волновали и он с большим вниманием меня разглядывал. Однажды, когда я читал ему трактат о чашечке околоцветника бразильского кактуса, я заметил, что он закрыл глаза. Он взял мою руку и долго ее удерживал, а когда я кончил читать, он взглянул на меня и сказал: «Чем же я награжу тебя, Ионатан, за твое открытие?» Я засмеялся и сказал, что покуда ничего замечательного не открыл. «О Боже! Открытие лета 1815 года!» Вскоре после того он начал со мной говорить о моем голосе. Сказал, что у меня на редкость красивый и чистый голос, и предложил переговорить с самим мосье Дюпуа, чтоб тот давал мне уроки пения.

А у вас и вправду был хороший голос? — спросила Фрекен Малин с некоторым сомнением, ибо голос у рассказчика был хриплый и грубый.

Да, ваша милость, в те поры у меня был очень славный голос, и матушка меня научила петь.

Ах, — сказала фрекен Малин. — Ничего нет на свете прелестней мальчишеского прелестного голоса. Когда я была в Риме, там в капелле был один мальчик по имени Марио, так у него голос был прямо ангельский. Сам Папа меня послал его слушать, и уж я-то знаю, почему — он надеялся обратить меня в католичество и думал, что перед этим дивным ангельским голосом я не устою. Со своей скамьи я видела, как сам Папа ударился в слезы, когда, как леведь подымает крыло, этот Марио поднял свой голос и в бессмертном речитативе Кариссими:[58] «Прочь, прочь, Сатана!» Ах, милый Пий VIII! Через три дня его так гнусно свели в могилу с помощью шпанской мушки! Я не поклонница католичества, но этот Папа, скажу я вам, всегда великолепно выглядел и умер, как мужчина. Стало быть, вы брали эти уроки и сделались виртуозом, господин Йонатан?