Семь фунтов брамсельного ветра

Впрочем, оказалось, что на уроках в тот четверг ни один класс не сидел. Потому что школу опять «заминировали». Все понимали, что это чушь на рыбьих соплях, чья-то всем осточертевшая дурь, но конечно же — вопли в динамиках, эвакуация, «специалисты» в сизом камуфляже, пожарные машины. И грозные обещания завуча Инны Семеновны: «Мы все равно найдем этих мерзавцев!»

В пятницу опять была география (вместо русского, потому что наша Олимпиада отправилась на какую-то конференцию). И посреди урока в классе без стука возникли Инна Семеновна и симпатичная молодая тетя (или даже девица) в милицейской шинели с лейтенантскими погонами. А за ними маячил рослый мужик в камуфляже и омоновском берете (даже не снял его!)

— Дмитрий Витальевич, мы просим прощения, — бархатно возгласила Инна. — Нам нужен ученик Булыскин. Товарищи из милиции хотят с ним побеседовать. Идем, Булыскин…

Буль съежился за партой, словно хотел укрыться за сидящим рядом Вовочкой.

— Чё такое? Куда?

— Тебе сказали: по-бе-се-довать.

— О чем?

— Ты наверняка знаешь, о чем. О вчерашнем «минном» деле.

— Я то здесь при чем?!

— При том, что за тобой уже водились вещи, которые позволяют думать…

— Чего думать-то!

— В ходе беседы и будет выяснено: «чего» именно, — со сталью в голосе известила его Инна.

Буль сидел у батареи. Он приподнялся, прижался к батарее поясницей вцепился в железные ребра. Сказал незнакомым звенящим голосом:

— Знаю я эти беседы!

— Что ты знаешь, мальчик? — спросила девица-лейтенант голосом кинозвезды, играющей добрую няню.

— Беседы ваши! Там я через полчаса признаюсь в чем угодно! Даже что взорвал торговый центр в Нью-Йорке! И сообщников назову… как те пацаны весной…

— Булыскин! — взвилась завуч.

И тогда вдруг вмешался Дмитрий Витальевич:

— Мне хочется понять, что происходит… — Он сказал это негромко, но отчетливо. И я впервые заметила, что у него веснушки. Он был рыжеватый, но веснушек никогда не было видно, а тут… Наверно, потому, что побледнели щеки.

— Дмитрий Витальевич, я ведь объяснила, — слегка сбавила тон Инна.

— Да, но не совсем понятно… Булыскин — мой ученик. Он сейчас у меня на уроке. Я за него отвечаю. И мне известно также, что детей милиция может допрашивать лишь в присутствии родителей или педагогов…

— Что вы хотите этим сказать? — вопросила Инна Семеновна. Видимо, от полной растерянности.

— То, что сказал. Пусть сюда придут отец или мать Булыскина или пусть мне назовут конкретного педагога, кто будет присутствовать на протяжении допр… беседы. Лишь при этих условиях, я сочту возможным отпустить мальчика.

— Вы собираетесь диктовать условия сотрудникам милиции? — слегка жеманно поинтересовалась милиционерша.

— Я считаю нужным их напомнить… товарищлейтенант.

Класс, затихнув, слушал эту вежливую перепалку. «Ай да Дима!» У меня тихонько звенело в ушах. И, кажется, во всем теле. Впервые в жизни мне было жаль Буля. Впрочем, дело, конечно же, не в нем! А в дикой несправедливости! Ведь Буль ничего не мог вчера «минировать»! Я уже хотела это крикнуть, но прорезался голос Стаканчика:

— Дмитрий Витальевич, да скажите им! Булыскин же с утра вчера был с нами! А звонили в десять часов!

— Этот аргумент кажется мне тоже весьма важным. Даже определяющим, — согласился наш географ.

— Ничего не определяющим! — громко возразила Инна Семеновна. Даже взвизгнула слегка. — Вы, Дмитрий Витальевич, просто не в курсе! Они теперь звонят с сотовых телефонов! Заимствуют у папочки, уезжают подальше и — нате вам! Посмотрите на эти их дурацкие «лифчики»! Завели моду! Там в карманах наверняка и мобильники, и пейджеры и… не удивлюсь даже, если и пистолет отыщется…

— С глушителем, — не выдержала я. — И три запасных обоймы…

Общее внимание обратилось ко мне (а звон-то внутри меня продолжался).

— Это Мезенцева, — скорбно сообщила Инна Семеновна. Девица-лейтенант покивала. Тип в камуфляже вытянул из-за нее шею. Может быть, тот самый мордастый Панкратьев? Судя по описаниям, не исключено…

Лейтенантша кивнула, мельком глянув на меня:

— Я поняла…

И тогда я… узнала ее. Она была одной из вожатых в лагере! Кажется в первом отряде, у самых дуботолков. Не то Полина, не то Галина…

— Да, это я. Мы немного знакомы. В «Отраде» вы так заступались за Гертруду Аркадьевну, которая лупцевала ребятишек…

Полина-Галина пожала плечами: что, мол, за бред? И обратилась к географу:

— Следует ли понимать, что вы попытаетесь воспрепятствовать выполнению наших служебных обязанностей? — (А голосок-то! Ну прямо орхидея на клумбе!)

— Безусловно, — светски наклонил голову Дмитрий Витальевич. — Если это выполнение будет в противоречии с законом. Повторяю: я отвечаю за ученика Булыскина, и оберегать его от произвола — моя прямая обязанность. — Веснушек уже не было видно.

— Я тоже за него отвечаю! — Инна Семеновна уже не следила за тоном. — Я беру эту ответственность на себя!

— Отлично. Тогда прошу письменное распоряжение. Прежде, чем уведут мальчика… который, кстати, вчера утром был у меня на глазах и ни по какому телефону не звонил.

— Какое распоряжение?!