Семь фунтов брамсельного ветра

Я поняла, что разговор теперь пойдет по новому кругу, и ушла к себе, задернула занавес. Разговор и правда состоялся, но не такой, как я ждала. Мама в нем почти не участвовала. А Илья и дядя Костя пришли в «детскую» и сели у стола с зажженной лампой. Я их не видела, но голоса слышала прекрасно. Только ничего не понимала: брат и дядя Костя говорили по-немецки. Они спокойно так говорили, даже посмеивались иногда, и я тоже успокоилась. Мне показалось, что дядя Костя нашел для Ильи нужные доводы, сумел «привести мальчика в нормальное состояние». Под конец дядя Костя даже сказал:

— Ладно… «Нихт шиссен», как говорили «дойче зольдатен», когда начинали понимать, что пора прекращать мировую войну… — Это была любимая дяди-Костина поговорка.

О том, что случилось на следующий день, мама говорила: «Уму непостижимо!..»

Оказалось, что после уроков Илья встретился с дядей Костей и они вдвоем пошли в седьмое отделение. Дежурный их остановить не решился (полковник идет, в форме). Они вошли в тот самый кабинет, там было несколько милиционеров и среди них (вот удача-то) старший сержант Панкратьев. Дядя Костя спросил у Ильи, для уточнения:

— Вельхер? — (то есть «который?»)

— Дизэр, — Илья подбородком показал на Мордастого. («Этот».)

— Зер гут, — сказал дядя Костя (что не требует перевода). — Пока уходим. Теперь как у Гамлета в переводе Пастернака: «Дальнейшее — молчанье».

И они ушли под недоуменное молчание милицейских чинов.

Видимо, дяде Косте не составило труда узнать домашний адрес старшего сержанта Панкратьева. Вечером он пришел к Мордастому домой, позвонил у двери на третьем этаже. Панкратьев открыл сам. Дядя Костя (деликатный, сдержанный и — когда без погон — похожий на учителя истории) сгреб Панкратьева за грудь, выдернул в коридор и дал про морде. Раз, второй. Швырнул его в угол. Мордастый заверещал и стал выдергивать из брючного кармана пистолет. Дядя Костя дождался, когда он выдернет, выбил пистолет ногой, вынул из него обойму, выщелкал на ладонь патроны и кинул их в открытую дверь квартиры. Туда же бросил пустой магазин и разобранный в две секунды пистолет. Затем снова сгреб Мордастого и последним ударом отправил его вслед за пистолетом.

После этого дядя Костя отряхнул о пальто ладони и пошел вниз по лестнице. В квартире вопили Панкратьев и какая-то женщина. Никто, однако, за дядей Костей не бросился…

(Илья мне говорил потом, что у Мордастого не полагалось быть пистолету, милицейским сотрудникам запрещено держать оружие дома. Однако пистолет был. Может, Мордастый носил его с собой вопреки инструкции, а может, собирался на какое-то «боевое задание». Хорошо, что у дяди Кости афганский опыт…)

Конечно, старший сержант Панкратьев запомнил дядю Костю. Поднялся шум, на полковника К.П.Ерохина пошел рапорт по месту службы, в штаб дивизии. Однако товарищи и ближнее начальство дяде Косте сочувствовали. К тому же во время скандала Мордастый был не «при исполнении», дядя Костя к нему пришел тоже без формы. Так что случай этот можно было рассматривать лишь как «столкновение на почве личной неприязни».

Правда, более высокое начальство полковника Ерохина недолюбливало и пообещало ему увольнение со службы. Дядя Костя дожидаться не стал, сам подал рапорт об уходе в запас. При этом он чего-то «не дослужил», потерял какие-то суммы, но не жалел. Признался, что «удовольствие того стоило…» Мама отчаянно тревожилась. И за дядю Костю и главным образом за Илью. Ей казалось, что теперь милиция обязательно поймает его снова и «сведет счеты».

— И с тобой тоже! — Это она дяде Косте.

Тот заверил маму, что «никто никого больше не поймает». А Илье и мне объяснил подробнее:

— Не следует сбрасывать со счета факт, что в нашем городе прописаны полтора десятка ребят из моего батальона. Некоторые из них живут на свете благодаря мне… так же, как я благодаря им. Так что «нихт шиссен, мальчики». Будем привыкать жить мирно…

Расставшись с погонами, дядя Костя поступил работать заместителем директора в фирму «Стройметалл» (видимо, там зачем-то нужны были люди с боевым опытом). И даже (по некоторым слухам) собрался жениться. Но раздумал. Так и жил холостяком, по-прежнему заходил к нам «на чаек». О случае с Мордастым он и Костя не вспоминали.

А я иногда вспоминала — молча, сама с собой. И все больше понимала, что дяди-Костина помощь была для Ильи важнее, чем помощь Будимова. Виктор Викторович, разумеется, вытащил Илюху из милицейских лап и спас от многих неприятностей, но… но не от обиды, не от горечи и страха. А дядя Костя… Илья высказался по этому поводу лишь однажды:

— Конечно, в мировом масштабе это тоже не выход. Частный случай. Но знаешь, Женька, насколько легче стало на душе…

Я кивнула. Еще бы! Душа — это главное…