Семь футов под килем на краю света

Дело в том, что ни романтизм, ни барокко без закона не живут. Романтик без закона не может обойтись, потому что без закона невозможен романтический бунт. Барочник без закона не может обойтись, потому что без закона невозможно обуздание хаоса. Романтический и барочный герой могут быть равно и над законом, и под законом, и вне закона, но никогда — без закона. Романтический герой нередко бунтует против закона не потому что закон блюдется слишком строго — а потому что закон писаный или неписаный вступает в противоречие с законом нравственным, наиболее ценимым романтиками. Уилл в конце первого фильма бунтует не ради бунта — а потому что с точки зрения нравственного закона Джек Спарроу должен быть помилован, и никаких гвоздей.

Но Джонс и Беккет уничтожают закон, а не восстают против него. Они перешли грань, за которой понятие «предательство» становится бессмысленным, потому что верность отсутствует как таковая. Нет даже такой вещи как верность поставленной цели, ибо средства давно стали целью сами по себе. «Цель репрессии — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть».

А сейчас скажу про предательство самое главное. С точки зрения авторов фильма предательство есть наибольший грех. Это то, за что героям фильма прилетает неизбежно и жёстко. Барбосса гибнет, Сао Фэн гибнет, Норрингтон гибнет, Калипсо становится пленницей тела, Дэви Джонс превращается в чудовище и тоже гибнет, Уилл Тернер занимает его пост, Элизабет обречена на десятилетнюю разлуку с любимым, Тернер-старший страдает в десятилетнем рабстве на борту «Голландца», ну а Беккета вообще пускают на колбасу. За единственную попытку настоящего предательства — вербовку матросов в жертву Дэви Джонсу — Джек Спарроу расплачивается пленом в каморе Дэви Джонса. Джек готов на такую цену, и даже на большую, пока непоколебима сама система координат «верность-предательство». Пираты могут предавать друг друга, но мир стоит, пока предательство не превращается в деловой подход.

А чтобы он и дальше стоял, нужно остановить победное шествие Беккета, а для этого — осуществить, казалось бы, неосуществимое: объединить пиратов в армаду, способную дать бой эскадре Ост-Индской торговой компании.

Вот поэтому Джек и приводит Беккета в Бухту Кораблекрушений, разыгрывая перед каждый участником событий пьесу собственного сочинения, полную лжи, недомолвок и обещаний. Сначала он обещает Уиллу Элизабет в обмен на ключ, потом Джонсу — сто душ в обмен на свою, потом Элизабет — Уилла в обмен на «сундук мертвеца», Беккету — пиратских лордов в обмен на гарантии неприкосновенности, пиратским лордам — владычество над морями, и все это — на голубом глазу. И хотя неожиданные поступки людей рвут нити интриги — Джек подбирает и плетет их снова и снова, чтобы свить сеть, в которой запутаются в конце концов Беккет и Дэви Джонс.

Но проблема в том, что этот смертельный номер нельзя работать, имея конечной целью один только шкурный интерес. Джек был бы отвратителен, если бы не был бескорыстен. И тут нужно вспомнить о той части сюжета, которая выходит за пределы фильма: о начала противостояния Джека Спарроу и Беккета.

Джек, работавший поначалу на Беккета, поднимает черный флаг, чтобы не заниматься работорговлей. Он рискует — и, по большому счету, жертвует собой, чтобы не продавать людей.

Кстати, такая щепетильность, как ни странно, имеет исторические корни — во время оно Фрэнсис Дрейк, перехватив работорговое судно, отпустил пленников на волю, а на удивленные вопросы команды ответил, что работорговля — занятие, может, и очень выгодное, но все знакомые ему работорговцы — полное дерьмо, и не хочет во что-то подобное превращаться. Если уж реальный пират на службе Ее Величества так поступал, то «невсамделишнему» пирату сам морской бог велел.

Ну а Беккет не смирился с таким проявлением альтруизма и велел пустить «Черную жемчужину» на дно, а Джеку лично поставил клеймо пирата. Вот тут-то Джек и сделал главную ошибку молодости: подписал договор с Дэви Джонсом а обмен на поднятие Жемчужины со дна и тринадцать лет капитанства.

Согласитесь, после этого счеты Джека к Барбоссе приобретают новый масштаб. Барбосса не просто увел корабль — Джек мог бы, в конце концов, удовлетвориться «Перехватчиком» или любым другим кораблем, мало ли он угонял их за десять лет. Но именно на «Жемчужине» он поднял знамя войны против Беккета, и именно «Жемчужина» была ему нужна как орудие победы. Он преследует Беккета, потому что таким как Беккет на море не место — во всяком случае, над поверхностью воды. Он — настоящий романтический воин, но так искусно маскируется под «каракатицу» (см. его речь на совете пиратских лордов), что его ужимки и прыжки сбивают с толку решительно всех. И — особенно обидно — Уилла, который решает, что тоже так могёт.