Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история

Потому что в 1815 г., по мнению Киссинджера, страны — победительницы Наполеона смогли сохранить Францию, поверженную страну, практически в границах 1792 г., т. е. тех, что существовали на момент начала войны между Революцией и остальной Европой. Эти державы сражались и действовали по принципу легитимности. Именно по этому принципу они не только восстановили границы Франции, но и вернули трон законному правопреемнику французской монархии Людовику XVIII.

В 1919 г. страны-победительницы утверждали, что воевали, помимо прочего, во имя права народов на самоопределение, сформулированного президентом США Вильсоном. К этому принципу Германия присоединилась накануне своего поражения, точно так же, впрочем, как и Советская Россия, по заявлениям Ленина.

Договорами 1919 г. победители, вместо того чтобы облегчить участь побежденных, скорее, усугубили ее. Разумеется, они применили на практике принцип права народов на самоопределение. Но отнюдь не в пользу проигравших. Так, на обломках империи Габсбургов родились или возродились Чехословакия, Югославия, Польша. Когда же Австрия, потерявшая былых вассалов и сама превратившаяся в страну-придаток, пожелала присоединиться к Германии, ей было в этом отказано, поскольку в таком случае побежденная Германия стала бы в 1919 г. мощнее, нежели в 1914 г. Помимо этого, судетских немцев, не спрашивая их мнения, отдали Чехословакии. Данциг, на три четверти заселенный немцами, оторвали от рейха и назвали «вольным» городом, с тем чтобы Польша получила выход к морю. Часть венгерской Трансильвании перешла к Румынии и т. д.

К перечислению этих фактов можно добавить следующее замечание. Существует еще одно различие между последствиями Венского конгресса и Версальского мира. Хотя в 1815 г., несмотря на победу легитимистов, некоторые революционные группировки выжили (от Буонарроти до Бланки и карбонариев), приняв эстафету политической борьбы у Бабёфа и якобинцев, настоящего революционного движения не наблюдалось вплоть до 1848 г., когда зарождающийся рабочий класс и идеи социализма объединили свои силы под знаменем республиканских идеалов. К моменту же Версальского мира революция только что свергла старый режим в России, революционное движение захватило Германию, а затем и Венгрию. «Зараза» грозила распространяться и дальше.

Перед лицом угрозы революционной экспансии, с одной стороны, и националистических требований, с другой, «буржуазные» правители государств-победителей ответили сначала на первую из них. Они предприняли военные действия против молодой республики Советов и установили своего рода «санитарный кордон» по ее границам, создав ряд «лимитрофов» из стран Прибалтики, в свою очередь требовавших независимости. Но, должно быть, забыли, что революционное движение не знает границ, что за ним стоял такой оплот, как Россия, коммунистические партии и главный штаб — Третий Интернационал, руководимый из Москвы. Подобная ситуация пугала имущие классы, благонамеренных обывателей, а в скором времени стала тревожить даже демократов.

Вторую угрозу лидеры государств-победителей надеялись устранить с помощью третейского суда, путем создания Лиги Наций, обосновавшейся в Женеве и призванной обеспечить коллективную безопасность и запланированное всеобщее разоружение. Они не учли одного: не имея реальной принуждающей силы, Лига Наций была в состоянии защищать мир лишь цветами красноречия. Чего стоили эти хрупкие заграждения в случае взрыва Германии — пороховой бочки в самом сердце Европы, страны, униженной мирными договорами и раздираемой начинающейся революцией?

ГИТЛЕР И ГЕРМАНИЯ: ПРИПОМИНАЯ БЫЛЫЕ ОБИДЫ

Если посмотреть кинокадры времен перемирия 1918 г. в Париже, Лондоне и Берлине, они просто поражают сходством. Какая радость на лицах! Повсюду развеваются флаги, юные девушки забрасывают пришедших с войны солдат цветами — царит буйное веселье[1].

Однако различие все-таки есть.

Французы и англичане знают, что выиграли войну и победа за ними. Немцы не в курсе, что проиграли, — они, как им сказали, «вернулись с поля битвы непобежденными». Церемонии торжественной встречи фронтовиков в какой-то степени укрепили их в этой иллюзии. Они и представить не могли, сколь суровыми окажутся условия перемирия. Да и как можно было это представить? Ведь в течение четырех лет их родина оставалась нетронутой. Можно вообразить их бешенство, бессильную ярость и боль! «Ночь внезапно застлала пеленой мой взор, и я разразился рыданиями впервые после того, как побывал на могиле матери»^{2}.