Семь. Гордыня (СИ)

Светлая достаточно просторная комната, чем-то напоминающая рабочий кабинет отца, высокие потолки, несколько окон, полки, заставленные книгами, дубовый стол, пара стульев, книги на столе и компьютер. Да уж, компьютеризация добралась и до монастырей. Ничуть не удивлен этому.

Матушка выглядела… не как матушка. Простая, можно даже сказать симпатичная женщина лет тридцати пяти, максимум сорока. Отец был прав, ей бы немного косметики и ухода, она бы сошла за ровесницу Лизки. Забавно.

Под изучающим взглядом игуменьи (надо же — вспомнил!) я сел на стул, закинул ногу на ногу, и внимательно посмотрел на хозяйку монастыря.

— Рада вас видеть у нас в гостях, Алексей. Ваша сестра много хорошего рассказывала о вас и предупредила о вашем приезде. Очень рада познакомиться, наконец, с вами лично. — улыбнулась матушка. — Я настоятельница этого монастыря, игуменья Иоанна.

— Для чего я здесь?

— Сразу к делу? — с улыбкой хмыкнула она. — Хорошо. Я хочу получить медийную поддержку от твоего отца и не только.

— Не только от отца, или не только медийную? — не смог удержаться я от маленькой шпильки.

— Не только медийную. Если мы будем работать с твоим отцом, то будем иметь дело только с ним, ни с кем более. Другие нас не интересуют.

— А есть другие? — наигранно удивился я. — Что-то я не вижу за воротами толпы желающих?

Кажется, я попал в точку — по её лицу пробежала незаметная тень недовольства. Ну это и не удивительно, я уже понял, к отцу обращаются те, кому уже не к кому обращаться. Репутация у нашей семейки та ещё.

— Кстати, а вы не обращались к Бельскому Роману Борисовичу. Кажется, он один из ваших. Такой же святой человек. — задумчиво разглядывая полки с книгами, поинтересовался я.

— Бельский погиб не так давно. Кому как не вам, Алексей, знать это.

— Это понятно. Но до его смерти?

— Нет, не обращались.

— Почему же?

— Он не владеет телевизионными каналами…

— Допустим. Но купить рекламу не проблема…

— И у нас с ним разные взгляды на жизнь. Мы предпочтём иметь в союзниках вашего отца.

— Даже так? Удивительно! — я на секунду задумался. — А зачем вам телевизионные каналы? Хотите продвигать какие-то новые мысли в массы? Расширять паству, нести через экраны телевидения светоч просвещения и слово божье серым массам?

— Нам нужна масштабная пиар-компания в прессе. Мы пробуем делать это через интернет, но результат совсем не тот. Не те масштабы и охваты.

— Куп и те. — равнодушно пожал я плечами. — Проблема с деньгами?

— Нет. С деньгами проблем нет. — монашка как-то хитро усмехнулась. — Но с цензурой… Нас не хотят допускать, есть люди, которые перекрывают нам доступ.

— Текущая власть? Или конкуренты из вашей же… епархии?

— И то, и другое. Я бы сказала — их успешный тандем. Как и у вас, у нас тоже есть закулисные игры и борьба за власть.

— Так вы хотите получить власть! — понял я. — Разве у вас так всё происходит?

— Как и у всех. — пожала матушка плечами. — Чем известнее человек, тем больше у него власти. Сейчас моя власть не распространяется дальше этого монастыря. Да и то, надо мной стоит столько человек, что я устала перед ними спину гнуть.

— Я думал, вы живёте дружно — под одним богом ходите, как-никак. А у вас здесь борьба не на жизнь, а на смерть. — я вздохнул и сокрушённо покачал головой. — Ладно, мать. Давай подробности, что именно передать отцу, да я поеду.

— Алексей! — возмутилась матушка. — Вы ведёте себя несколько развязно и чуточку грубо.

— Какие наши годы! — притворно вздохнул я. — Ты… Как тебя, кстати, в миру зовут?

Матушка недовольно нахмурилась и посопела.

— Или я ухожу и никакого разговора не будет. — предупредил я её. — Я не один из твоих прихожан.

— София. Софья… — тяжело вздохнула игуменья, явно готовая вот-вот выставить меня за двери.

— А при чём здесь Иоанна? — удивился я.

— Так крестили.

— Да? Ну ладно. А я Алекс.

— Хорошо, пусть будет Алекс.

— Вот и славно… Не сложно ведь. Да, Сонь?

— Но только когда мы наедине… — тут же всполошилась моя новая подруга и вежливо добавила: — Пожалуйста!

— Видно, мы вам сильно нужны, Сонь. Да?

— Алекс. — она закатила глаза под лоб. — Я ведь даже формально тебе в матери гожусь, а ты так себя ведёшь.

— Это вряд ли. Ты хоть и стараешься казаться старше, но тебе максимум лет тридцать. А тридцатилетняя женщина, как говорил Артур Шопенгауэр, это мечта любого мужчины от пятнадцати до девяносто девяти лет.

— Мне тридцать три. — недовольно поправила она меня. — И Шопенгауэр такого не говорил.

— О! Возраст Христа, возраст перемен! — мечтательно проговорил я.

— С тобой будет непросто, да? — тяжело вздохнула Иоанна-София.

— Наоборот — со мной всё просто. Без этих ваших расшаркиваний, дипломатии и недомолвок. Я что думаю, то и говорю, не нужно искать двойной смысл сказанных мною слов. Просто ведь?

— Посмотрим… — она снова вздохнула. — Прогуляемся? Я хочу показать тебе, что мы из себя представляем, прежде чем мы начнём переговоры. Может, смогу удивить или заинтересовать.

— Мёд, вино, монастырский квас и мочёные яблоки? — хмыкнул я, поднимаясь со стула. — Даже интересно, чем такие как вы, можете заинтересовать такого, как мой отец.

— Такие как мы?