Семь. Гордыня

Сегодня вечером Марина Анатольевна выглядела необычно. Гораздо моложе своих лет, спокойнее, расслабление, минимум косметики на лице, вызывающе яркая алая помада на губах, в точном соответствии выбранному ею ресторану, и пучок собранных на макушке волос, заколотых длинными шпильками крест-накрест.

— Добрый вечер, Марина Анатольевна! — сразу выдал я весь заготовленный на этот вечер лимит вежливости, сел напротив неё, налил в чашку чай из высокого заварника и сделал первый глоток на пробу. Неплохо!

— Добрый вечер, Алекс! — улыбнулась мне Марина. — А где же «Вы прекрасно выглядите, Марина Анатольевна. Какое у вас красивое платье и причёска»?

— Марин, давай без вот этих брачных игрищ, мы же не на работе. Пропустим полчаса вежливых расшаркиваний и разговоров ни о чём — о погоде, о кино, о любимой еде. Что тебе нужно от меня?

— Сразу к делу? — она с хитринкой в глазах посмотрела на меня, налила себе зелёный чай, пригубила, подражая мне, и аккуратно поставила фарфоровую чашку обратно. — Хорошо. Меня увольняют, Алекс. Приказ уже подписан, до конца месяца я должна сдать все дела.

— Я знаю, — кивнул я, сделав ещё один глоток.

— Ты к этому причастен?

— Нет. Зачем мне это? Или ты думаешь, я так мщу тебе за то, что ты заигрывала со мной и строила глазки последние две недели?

— Я не заигрывала! — вспыхнула и слегка покраснела моя собеседница.

— Ясно, — не стал спорить я. — Решила воспользоваться подвернувшейся возможностью и отыграться на сынке хозяина. Как ты меня узнала, кстати?

— Видела документы о смене владельца предприятия на столе Виктора Андреевича. Два и два сложить не сложно.

— Понятно. Кому-то ещё говорила?

— …

— Марина? — окликнул я примолкшую начальницу цеха.

— Я не знала, что это секрет, — уткнула она свой растерянный взгляд в кружку с чаем.

— Это не секрет, — пожал я плечами.

— О Гордеевых ходят разные слухи… — тяжело вздохнула девушка.

— О тебе тоже. То ты трахаешься с директором, то у тебя роман с кладовщиком.

— Это враньё! — моя собеседница не сдержалась, и на секунду передо мной снова очутилась уверенная в себе и жёсткая руководительница, а не заискивающая и скромная девушка, которой она старалась казаться. — Я всегда была верна мужу. А с Игорем Борисовичем мы просто хорошо дружили, он вообще не по женщинам.

— Говорю же — слухи, — ухмыльнулся я. — Нельзя верить всем сплетням.

— Я сказала только мужу, — призналась Марина. — Но он ни с кем не общается, так что…

— Да это и не важно, — отмахнулся я. — Так чего ты хотела? Для чего позвала меня сюда?

— Ты можешь сделать так, чтобы Семёнов не увольнял меня?

— Зачем? Тебе ведь не нравится эта работа.

— Мне не нравится, когда всё разворовывают и набивают себе карманы. А свою работу я люблю, и своих людей тоже. Он ведь без меня пропадут, — чуть тише добавила она.

— Часть из них хочет уйти за тобой — куда ты, туда и они. Ты им как мамка, — хмыкнул я. — Найдут себе новую работу, не вижу в этом проблемы.

— Да? Кем? — ехидно поинтересовалась Зорькина, посмотрев мне в глаза. — Уборщиками общественных туалетов? С рабочими местами в нашем городе не очень. Хотя, откуда тебе знать, золотой мальчик.

— Тоже верно, — согласился я. — Я ведь с детства кушаю с золотой ложечки и сру в золотой горшок.

— Тебе отец подарил целый завод, — уколола она меня в ответ. — И ты пошёл работать на склад, потому как тебе не хватает острых ощущений. Я над тобой издевалась, чтобы ты понял, каково это — быть обычным человеком.

— Да? Ну спасибо за науку.

— Прости! — стушевалась моя собеседница. — У меня муж, инженер с тремя вышками, знает пять языков, разбирается в управлении, три года назад руководил одной из ваших контор — он всего достиг сам, своим умом и старанием. Но после увольнения не может найти работу в этом сраном городе!

— Не может, или не хочет после руководящей должности опускаться на ступень ниже? Страдает и жалеет себя?

— Ты не понимаешь. Ему тяжело…

— Сидеть три года на шее жены не тяжело?

Марина нахмурилась и задумчиво посмотрела в окно.

— Ты не поймёшь, — решила она. — Мы говорим на разных языках.

— А ты попробуй объяснить, скажи это вслух, — усмехнулся я. — Может, это ты чего-то не понимаешь. Сейчас твой муж выглядит как обиженный ребёнок, который упал и не может подняться. Рассказывай, что в нём такого, за что ты его так любишь и защищаешь? Мне даже стало интересно, чем он лучше меня, например.

— Всем! — снова за секунду вспыхнула она. — И он не обиженный ребёнок, неспособный подняться на ноги! Сейчас Алан занялся творчеством. И я верю в него. Последний год он пишет музыку, очень красивую музыку…

— И все это время сидит дома у тебя на шее? — не смог удержаться я.

— Он творческий человек! И я поддерживаю его во всём.

— Ох уже эта слепая любовь, — покачал я головой. — Ты ничего не видишь дальше собственного носа. А знаешь, готов поспорить, что именно из-за своего мужа ты здесь сейчас разговариваешь со мной. Я тут прикинул, — я ненадолго задумался, перебирая в уме варианты, — это он заставил тебя пойти на шантаж и угрозы. Так ведь? Вот твой Аланчик и показал своё истинное лицо. Опустился до методов Гордеевых?