Семь грехов радуги

«Должно быть, у него и со зрением не все в порядке», — думаю я, усмехаюсь и только после этого перевожу взгляд на пассажирку, сидящую напротив, как раз под листком…

И некоторое время недоумеваю: что же привлекло меня в ней? Ну молодая, ну симпатичная — девочка-студентка в черном шерстяном пальто, производящем впечатление очень тонкого, на плече рюкзачок, на коленях — раскрытая книжка, пухлый, малоформатный томик, то ли словарь, то ли сборник стихов давно почившего поэта. Но все это еще не повод неприкрыто пялиться на нее вот уж вторую минуту!

Насильно, чуть ли не руками, отворачиваю голову в сторону, к окну, за которым проносятся недостроенные многоэтажки в окружении задравших носы подъемных кранов, но взгляд… непослушный взгляд уходит в самоволку. Он возвращается назад и преданно утыкается в спрятавшиеся за полами пальто колени. Хорошо еще, их обладательница, увлеченная чтением, не замечает ничего вокруг, ни моего пристального интереса, ни листка над своей головой, который раскачивается от быстрой езды и как будто хочет погладить ее по затылку.

Похоже, незнакомка относится к разряду непрерывно читающих, тех, кто время и расстояние измеряет в страницах. «Садишься на конечной и едешь приблизительно страниц пятнадцать, потом переходишь на красную ветку… эскалаторов в переходе много, но все короткие, не успеешь раскрыть… и оказываешься на этой… как ее?.. на Библиотеке!»— «И что там?»—«Та-ам… столько книжек!» На эту мысль меня навели два обстоятельства. А именно кожаная обложка, в которую заботливо упакован томик, и закладка — ох уж эти миг закладки с календариками! — не случайный клочок бумаги, воткнутый между страницами, не использованная карточка на метро, а плетеная матерчатая закладка, похожая на засушенную для гербария девичью косу.

Кстати, о девичьих косах… До меня наконец доходит, что так гипнотически притягивает мой взгляд, — прическа незнакомки! Ее волосы удивительны: неопределенного цвета, то ли темные, то ли каштановые — да цвет и не играет роли! — они струятся по плечу, по черной шерсти пальто, вниз, к коленям, и один особенно любопытный локон то близоруко скользит по раскрытой странице, то замирает на одном месте, как бы привлекая к нему внимание хозяйки, подчеркивая наиболее аппетитный кусочек текста.

Зачем?.. Тоскливо заныла, казалось бы, давно затянувшаяся рана. Зачем Маришка состригла волосы?

То есть, разумеется, я отлично помню оба ее аргумента. Во-первых, шампунь, которого уходило по полфлакона через день. Где я возьму денег на такую прорву шампуня? Я не сумел придумать достойный ответ: тогда я еще не работал, и моей стипендии с лихвой хватало на студенческий проездной на все виды транспорта, два билета в кино или четыре бутылки пива — на выбор. А во-вторых, такой длины волосы — ей ведь не было нужды присаживаться, чтобы их концы достали до колен! — не вязались с имиджем популярного диджея. Она ведь ведет не только программы на радио, но время от времени и дискотеки в клубах. Я пришел один раз на такую дискотеку: грохот, толпа, из-за сигаретного дыма ничего не видно. «Над чилаутом томно глюкал фиолет», как пел когда-то Вертинский в интерпретации Лео Каганова. Потолкался минут двадцать возле просцениума, посмотрел на Маришку — совсем на себя не похожую, сплошь из гримас и ужимок — и понял, что с меня хватит. Плюнул в пластмассовый стаканчик из-под пива, громко сообщил собравшимся, что я о них думаю, — правда, сам себя не услышал в этом шуме, — и ушел.

Все это я прекрасно помню, но… помню ведь и другое…

Не поворачивая головы, смотрю на Маришку, вернее, на ее отражение в зеркальце водителя. Короткая челка, не доходящая до бровей, подбритые виски, аккуратно простриженные лакуны вокруг ушей. Маришка ловит мой изучающий взгляд, преломляет и отражает в вопросительном: «У?»

«Нет, ничего», — качаю головой и опускаю глаза, скрывая следующую мысль.

Скучать по тебе, когда тебя нет, легко и естественно. И стократ мучительнее тосковать по тебе, когда ты рядом! Ведь я помню все…

Внезапный Новый Год, прятавшийся до последнего за зачетной сессией и вдруг выскочивший, как черт из табакерки, на страницу отрывного календаря. И ни игрушек, ни украшений, ни чего-нибудь, отдаленно напоминающего елку. Маришка, за какой-то надобностью взгромоздившаяся на раздолбанный стул. И моя реплика: «Слушай, а ты не могла бы некоторое время постоять вот так? Просто постоять, не двигаясь. Нет, руки поднимать не надо: устанешь…» И гирлянды из собранных со всего этажа заколок, подвешенные на ниточках разноцветные шариковые ручки, провисающий серпантин из узких склеенных шпаргалок, так и норовящих сложиться в гармошку. И венчающая Маришкину голову корона-обруч со звездой, вырезанная из жестяной банки из-под замороженных ананасов. И песня, радостно подхваченная хороводом — бесшабашным и безбашенным по случаю успешно сданных… или безуспешно, но кого это трогает?.. а то и оперативно пересданных уже зачетов. «И вот она, нарядная…»