Семь гвоздей с золотыми шляпками

Ага, Оливия не только предупредила его, но и сказала, как я буду себя называть.

— Отлично. Есть среди слуг кто-то, кому нельзя доверять? Если да, отошлите их на пару дней. Еще бы лучше уволить, но на ваше усмотрение.

— Я так и сделаю, мадам.

— Присмотритесь к баронессе Макмердок и ее спутнику. Приставьте к ним тех из слуг, кто сможет не только смотреть и слушать, но видеть и слышать. Но с полной осторожностью!

— Да, мадам.

— С вами приятно иметь дело, Фергюсон. Спасибо, — и я отпустила дворецкого.

Пьера разместили в соседней комнате, так что ему не потребовалось много времени, чтобы откликнуться на мой вызов.

— Госпожа профессор… — начал он, закрывая дверь и привычным жестом ставя полог тишины.

— Нет-нет, Пьер, пока мы здесь — я София Фельтрини. Профессора Редфилд не вспоминай вообще.

— Понятно, ну, а кто тогда я? Почему приехал с вами?

— Хороший вопрос. Макмердок приехала с секретарем, но мне это не подходит. Я — школьная подруга Оливии, и мне здесь секретарь ни к чему. Жених? Кузен?

— Мне кажется, лучше кузен. Вы легкомысленны, и я сопровождаю вас по просьбе ваших родителей. С одним мужем вы уже развелись, и они не хотят, чтобы сорвался ваш новый брак, выгодный для них.

— Неплохо. Если ты к слову обронишь пару-тройку слов из этой легенды одному из наших фигурантов, будет совсем хорошо. Имя пусть остается твое собственное, оно ее не насторожит. И постарайся называть меня на «ты», раз уж мы кузены.

— Понял.

— Вот что важно: присмотрись к детям. Мы видели юного графа мельком, я не заметила в его ауре никаких способностей к магии, но все равно, нужно поглядеть повнимательнее. Не знаю, будет ли за ужином девочка, если да — посмотрим и на нее, потом сравним впечатления. И попробуй поговорить с Панайотисом, может, что-то обронит. Хотя и вряд ли.

— Панайотис — это?…

— Секретарь баронессы Макмердок. Думаю, что он будет на ужине, это ведь не светский прием.

— Скажите, госпожа профессор… да-да, я помню, но один вопрос, пока мы остаемся сами собой, можно?

— Слушаю, — я оперлась на подоконник и выглянула в сад. Никого.

— Почему Служба не может попросту арестовать эту Макмердок и все из нее вытрясти? Так сказать, дела, пароли, явки?

— Дело в том, что на момент, когда ее имя всплыло в деле, в Лютеции она отсутствовала. Колонель Брихсдорн объявил ее в розыск, но до сего момента ее никто в Галлии не нашел. Так вот нам повезло. Я могу сейчас вызвать патруль Службы, и ночь она проведет в камере — ну, а вдруг мы что-то сумеем выяснить, пока она на свободе, и не подозревает, кто мы такие.

— А если подозревает? — сомнения в голосе Пьера было немало. — Она может как-то навредить… вам или расследованию?

— К счастью, ни она, ни Панайотис ни разу не маги. Нет, не думаю, что она сможет что-то… — Я прошлась по комнате и села в кресло. Меня грызла одна мысль, и я озвучила ее Пьеру, — Не могу понять, зачем она вообще сюда приехала. Последние месяцы Лаваль жил в Лютеции, в поместье наведывался на один-два дня. Дел он здесь не вел, никого и никогда не принимал. Переправить к жене какие-то документы перед арестом не мог, все было проделано внезапно. Что ей тут понадобилось?

Монжо пожал плечами.

— Что гадать? Сможем — узнаем.

— Да, ты прав. Иди к себе, буду лицо лепить. Сделаю эдакую пышную брюнетку южного типа…

— С родинкой над губой, — дополнил он образ.

— Вот именно.

Итак, я продолжала слушать юного графа, перешедшего с описания достоинств элкхаундов на рассказ о том, какую дичь и в каких количествах удавалось ему добыть в окрестных лесах. Улыбаясь и кивая, я внимательно изучала ауру собеседника. Да, как я и говорила — нет ни следа способностей к магии, только небольшой Дар. Непонятно пока, к чему именно, но это в любом случае вряд ли могло заинтересовать Яначека. Бывает, что человека, не способного к магии, боги одаривают неким талантом, чаще всего не очень полезным: умение подражать голосам, способности к языкам, как у моего правнука Норберта, или возможность отличать цвета с закрытыми глазами…

— Прошу к столу, господа, — прервал мои размышления голос хозяйки дома.

Обед был сервирован в малой столовой, относительно небольшой. Во всяком случае, для компании, собравшейся за столом, в самый раз. Как я и предполагала, за обедом нам представили Марию, младшего ребенка Лавалей. Гувернантка привезла ее в кресле-каталке, поставила кресло рядом со стулом графини и сама села с другой стороны.

Мария Корбюзон де Лаваль выглядела… неожиданно. Для десятилетней девочки она была совсем крошкой — рост, ручки-спички, крохотное личико. Для ребенка, проболевшего всю свою жизнь, она была чересчур румяной, веселой, активной. Помнится, Лаваль писал, что она не могла ни ходить, ни говорить, а сейчас голосок ее звенел, пока она рассказывала матери о прочитанной ею сказке. Я переключилась на магическое зрение, и только усилием воли сумела не отшатнуться, не ахнуть, вообще никак не выдать себя. В ауре девочки была хорошо видна способность к магии. Черно-алые пятна: некромантия, магия крови, магия смерти.