Они не дошли до двери буквально двух шагов, как она распахнулась и в туалет быстро вошла девушка двадцати четырех лет, одетая в балетную пачку черного лебедя. Можно было бы подумать, что одну из начинающих балерин задолбало задирать ноги под музыку Чайковского, и она решила сменить это бессмертное произведение на звуки воды, смывающей дерьмо в унитазе, если бы не надпись на ее костюме: Сlub «My Little Baby». Да, это была вовсе не балерина, а одна из тех, кто обслуживал посетителей клуба, и звали ее… впрочем, какое имя ей дали при рождении, я понятия не имею. В клубе же ее окрестили Котенком. Может, потому, что говорила она мурлыкающим голосом, а может, и потому, что слишком часто выпускала коготки в ситуациях, когда для этого вовсе не было повода.
Котенок одевалась только в « MEXX» и «MANGO», открывала для себя премудрости жизни, листая «VOGUE», «COSMOPOLITАN» и «GLAMOUR». Сидя в маршрутке, по дороге на работу и обратно, читала
Оксану Робски. Дома ей чтение не давалось, к тому же какой мужчина любит, когда рядом с ним женщина с книжкой, пусть и хорошенькая. Просыпалась Котенок каждое утро под песенку «ВиаГры»: «Лучшие друзья девушек – это брильянты» – и не пропускала ни одной передачи с нимфоманкой Анфисой Чеховой. Вот почему она считала себя очень современной и модной девушкой. И я не стал бы никого в том разубеждать.
Наткнувшись в туалете на свою начальницу, Котенок встала как вкопанная и даже дыхание затаила. Она явно не ожидала здесь кого-либо встретить. А уж тем более Валерию Павловну.
– Добрый день, Валерия Павловна, – произнесла Котенок растерянно. Да, они виделись сегодня, и не раз. А что ей было делать?
– Добрый день. А… ты вообще уверена, что тебе стоит здесь находиться? Сейчас это место скорее похоже на притон наркоманов, чем на туалет. Если служебный занят, иди лучше в мужской.
– Ой, нет, я брезгую в мужском. Мне там не по себе. А здесь уже пару кабинок отремонтировали, так что я лучше здесь. – Голос Котенка дрожал, она почему-то побледнела и потупила взор и была похожа теперь на умирающего лебедя, который даже в суп не годится.
– Ну смотри, – сказала Валерия Павловна, пытаясь сосредоточиться на какой-то мысли, но мысль почему-то не давалась, и это ее рассердило. Для Котенка же дежурные слова прозвучали грозным предупреждением, и она невольно съежилась. Да и было с чего.
Между тем Валерия Павловна почувствовала, что и ее ведет в сторону, и предпочла покинуть помещение туалета, тем более что пол был замусорен до невозможности, а ей совсем не хотелось, на ее-то каблуках, оступившись, загреметь в эту помойку. Да еще и на глазах у этой малолетней дуры. Куда лучше вновь оказаться за столом, на уютном диванчике, рядом с чьей-то дружеской коленкой. Людок послушно последовала за подругой. Когда дверь за ними закрылась, Котенок подошла к зеркалу, на ходу поправляя свои черные оборки. Некоторое время она наблюдала в зеркале свое лицо, которое становилось все серьезнее, и когда брови готовы уже были встретиться на переносице, скрестив руки на груди, принялась репетировать предстоящий разговор:
– Ты опоздал. Я что, должна здесь тебя полдня прождать? Что? Только на три минуты?! У тебя еще хватает наглости оправдываться?! – Для пущей убедительности Котенок стала прохаживаться с важным видом по туалету. Совсем как Валерия Павловна, которой она стремилась подражать. – Нет, у меня прекрасное настроение и нет месячных! Почему все парни считают, что, если у девушки плохое настроение, значит, у нее месячные?! – Она сделала выразительный жест рукой. – Нет, не подходи, стой там! – обратилась она к унитазу, забытому рабочими посреди туалета. – Но тут ей, видимо, показалось, что ее слова прозвучали неубедительно. – Так, еще раз. Нет, не подходи, стой, где стоишь! – Произнесла она металлическим голосом, как говорила в каком-то старом спектакле знаменитая актриса… на «эм». Или нет, на «эр». Ну, в общем, какая разница! У нее получилось. Она протянула руку, чтобы указать этому человеку его место, пригвоздить его к полу не только словом, но и жестом, и тут – тут дверь распахнулась. И она успела испугаться и обрадоваться одновременно.