Семь камней радуги

На предельно возможной скорости пронесшись через кухню, где дородный повар и несколько поварят в испуге застыли, прижавшись к стене, Макс рывком распахнул дверь в конце помещения:

– Сюда?

– Да-да, - подтвердил ничего не понимающий Антон Матвеевич, - Но вам надо взять свечу.

Выхватив из рук хозяина залитый воском, давно не чищеный подсвечник, Макс начал спускаться в подвал, держась за сырые прохладные стены. Следом спешил Роки. Огонек свечи мерно колыхался, отбрасывая вокруг кривые неровные тени. Воздух в подвале был влажен, пахло плесенью. Когда лестница закончилась, взгляду открылось большое пространство, уставленное бочонками с маслом и уксусом, корзинами, наполненными яблоками, мешками, в которых тоже хранились какие-то продукты. Вдоль стен висели на гвоздях копченые окорока, колбасы, битая птица. Пройдя мимо продуктового изобилия, Макс увидел бесконечные деревянные стеллажи, на которых, покрытые пылью, лежали темные винные бутылки. В углах помещения были вкопаны бочки, видимо, тоже с вином.

Он быстро пробежал мимо стеллажей, ища взглядом дверь, или, может, необычно выглядящий участок стены. Дальше подвал заканчивался. Макс, не веря своим глазам, тщательно ощупал влажные стены, не найдя ничего, кроме наростов зеленой неприятно пахнущей плесени, тут же оставивших на ладонях сероватый след.

– Эй, вы где? - раздался голос Гольдштейна.

Мимо длинных стеллажей шествовал Лев Исаакович, в одной руке держа вычурный канделябр с несколькими свечами, другой - придерживая Аню, которая шагала, закусив губы и пошатываясь, будто преодолевая сильное сопротивление. С другой стороны девушку под руку держала Милана.

– Отпустите меня, - вдруг властно приказала Аня.

Некоторое время она стояла, сосредоточившись на чем-то, известном лишь ей, затем медленно двинулась к стене, около которой почти вплотную стоял длинный стеллаж.

– Здесь, - сказала она, и вдруг, обессилев, упала на руки Гольдштейна.

– Уведи ее, Милана! - крикнул Макс и, толкнув стеллаж, снова кинулся ощупывать стену.

Зазвенели, разбиваясь, бутылки, в сыром воздухе повис дурманящий аромат выдержанного вина. Не обращая на него внимания, Макс продолжал обследование. Сначала он не смог обнаружить ничего необычного, и почти пришел в отчаяние. Вдруг Роки подбежал вплотную к стене, и, поскуливая и трясясь от нетерпения, начал скрести лапой по каменной кладке. Макс наклонился и внимательно осмотрел камни: ничем не скрепленные, они лежали один на другом, образуя подобие стены.

– Антон Матвеевич, помогите! - крикнул Макс и принялся выбивать один из камней.

Наконец, камень обрушился. С помощью очнувшегося наконец Антона Матвеевича и кинувшегося на выручку Гольдштейна очень быстро удалось расчистить в стене отверстие, достаточное для того, чтобы в него прошел взрослый человек. За стеной было какое-то помещение: в лицо оттуда ударил спертый, тяжелый воздух. Роки первый кинулся внутрь. Вскоре из темноты раздалось его скорбное подвывание, и слабый прерывающийся голос, что-то медленно говоривший в ответ. Подняв над головой подсвечник, Макс прошел через пролом и оказался в маленькой душной комнатке. Единственным источником воздуха служило здесь маленькое, величиной с носовой платок, зарешеченное окошко, находящееся прямо под потолком. Неровный свет свечи выхватил из мрака несколько женских тел, неподвижно лежащих на каменном полу. Над одним из них и подвывал сейчас пес, тыча носом в руку девушки. Она, не открывая глаз, что-то отвечала ему. Макс прислушался: речь ее была абсолютно бессвязна. Скорее всего, девушка бредила. Девушек было четверо, с первого взгляда становилось ясно, что все они находятся в крайней степени истощения. Максу показалось, что по крайней мере одна из них мертва - так неподвижно и бледно было ее лицо.

Следом в пролом пролез Гольдштейн. Он опустился на колени перед одной из пленниц, поводил рукой над ее лицом, затем таким же образом осмотрел остальных и сказал:

– Живы. Пока… Их надо срочно вынести отсюда. Похоже, они несколько дней ничего не ели и не пили.

– Антон Матвеевич, позовите сюда людей, - сказал Макс, поднимая на руки девушку, которая показалась ему самой измученной, - Я надеюсь, вы уже поняли, что это и есть те самые похищенные девушки.

Лев Исаакович взял на руки вторую пленницу и, кряхтя, поволок ее к выходу.

– Боже мой, боже мой, как же так? - повторял потрясенный Антон Матвеевич, - В моем доме, кто, почему?

Макс почувствовал раздражение. Вместо того чтобы что-нибудь предпринять, городской голова причитал, как старая баба. Поудобнее перехватив в руках неподвижную, висящую как мертвая, девушку, он рявкнул:

– Раньше надо было думать, как и почему! Вы об этом у своей молодой жены спросите! А сейчас сделайте уже что-нибудь, будьте мужиком!