Семь камней

– Какого дьявола, болван, почему я не спросил у Стаббса, как по-испански «лошадь»? – пробормотал он себе под нос, пробираясь сквозь ряды душистых прилавков, заваленных фруктами. Он узнавал, конечно же, бананы, а еще папайю, манго, кокосы и ананасы, но вот странные темно-зеленые плоды с грубой кожурой и светло-зеленые, по его предположениям, «сахарные яблоки» аноны он никогда еще не видел. Как бы то ни было, пахли они восхитительно. Его желудок заурчал – несмотря на съеденного у Малкольма осьминога, он был голоден. Но тут он почувствовал совершенно противоположный запах – свежего навоза.

Было очень поздно, когда Грей наконец вернулся в Каса Эчеваррия. Полная луна плыла высоко над головой, пахло дымом, цветущими апельсинами и медленно жарившимся мясом. Он без труда перекусил в Кохимаре на крошечной рыночной площади, просто показывая пальцем на понравившиеся продукты и заплатив самыми мелкими монетами из кошелька, но Кохимар уже был далеко позади, а голод снова терзал его желудок.

Он слез с мула, привязал его к перекладине возле дома и забарабанил в дверь. Его приезд был замечен, и он поднимался по невысоким деревянным ступенькам под мягким светом фонаря.

– Это вы, милорд? – Том Бёрд, благослови его Бог, стоял в рамке открытой двери, держа в руке фонарь, и его круглое лицо сморщилось от беспокойства.

– Я, вернее, то, что от меня осталось, – ответил Грей. Он прочистил глотку, забитую пылью, сплюнул в цветущий куст возле портика и захромал в дом. – Пошли кого-нибудь, чтобы позаботились о муле, ладно, Том?

– Сейчас, милорд. Что у вас с ногой? – Том направил прокурорский взгляд на правую ногу Грея.

– Ничего. – Грей вошел в тускло освещенную sala и сел со вздохом облегчения. Маленькая свечка горела перед картиной, на которой были изображены летающие существа с крыльями, вероятно, ангелы. – У моей туфли отвалился каблук, когда я помогал мулу вылезти из каменного рва.

– Он упал в ров вместе с вами, милорд? – Том проворно зажег жгутом другие свечи и поднял его над головой, чтобы внимательно осмотреть Грея. – А мне всегда казалось, что мулы считаются устойчивыми в ходьбе.

– С ним все в порядке, – заверил его Грей, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. От огня свечей он видел на веках красные узоры. – Я остановился по малой нужде, а он воспользовался моей невнимательностью и зашел в тот ров, кстати, безо всяких усилий. Там на кустах росли какие-то плоды, и он решил их съесть. – Порывшись в кармане, Грей извлек четыре маленьких и гладких зеленых плода. – Я пытался выманить его горстью этих плодов, но он был доволен тем, что росло у него перед мордой, и мне в конце концов пришлось прибегнуть к силе.

Упомянутую силу приложили две молодые негритянки, проходившие мимо: они посмеялись над злоключением Грея, но тут же выручили его. Одна из женщин тянула за поводья и говорила мулу, по-видимому, крайне нелестные слова, а ее подружка охаживала его палкой по заднице. Грей смачно зевнул. Наконец-то он выучил, как по-испански мул – mula, что показалось ему весьма разумным, – и еще несколько слов, которые могли ему пригодиться.

– Том, что-нибудь поесть найдется?

– Вот эти гуавы, милорд, – ответил Том, кивнув на маленькие плоды, которые Грей положил на столик. – Можете сделать из них желе, но не отравитесь, если съедите их сырыми. – Он опустился на колени и за секунды снял с Грея туфли, потом встал и ловко сдернул с головы Грея помятый парик и с крайним неодобрением рассмотрел его. – Я имею в виду, если вы не можете ждать, когда я разбужу повариху.

– Не буди. Уже глубокая ночь. – Грей с сомнением надавил пальцами на гуаву, показавшуюся ему незрелой, она была твердой как мячик для гольфа.

– Ничего, милорд, в кладовой мы найдем что-нибудь холодное, – заверил Том. – О, – добавил он, остановившись в дверях с париком в руке. – Я забыл сказать – ее светлость уехала.

– Ее све… – что? Какого дьявола! Куда? – Грей тут же выпрямился, и все его мысли о еде, постели и больных ногах исчезли.

– Милорд, сегодня утром принесли записку от сеньоры Вальдес. Она сообщила, что миссис Стаббс и ее девочки заболели лихорадкой, и просила ее светлость приехать. Вот она и уехала, – добавил он и тоже исчез.

– Chingado huevón! – проговорил Грей, вставая.

– Что вы сказали, милорд? – донесся откуда-то голос Тома.

– Сам не знаю. Не важно. Найди мне еды, пожалуйста. И пива, если есть.

Слабый смех был оборван стуком закрывшейся двери. Грей окинул взглядом комнату, отыскивая, на чем сорвать злость. Древний кот, свернувшийся клубком в мягком кресле, открыл зеленые глаза и посмотрел на него из полумрака. Грей взял себя в руки.

– Проклятье, – пробормотал он и отвернулся. Итак, не только Оливия и дети не возвращаются в Гавану, но еще и мать уехала. Сколько прошло времени? Она наверняка не успела доехать до плантации Вальдес до темноты, значит, где-то ночует по дороге. Что до Родриго и Азил, то бог знает, где они. Добрались ли они до Оливии?