Семь камней

– Пожалуйста, сэр, продолжайте, – сказал с вежливым поклоном молодой человек. – Я не хотел вас прерывать.

– Нет-нет, – ответил Ракоши, шагнув вперед, и показал мужчине на стойку ювелира! – Мы с месье Розенвальдом просто обсуждали стоимость этой вещицы. Мне еще надо подумать. – Он протянул руку и схватил поднос, почувствовав себя немного лучше. Он колебался: если он решит, что продавать поднос слишком рискованно, то сможет спокойно уйти, пока Розенвальд будет заниматься с рыжеволосым мужчиной.

Казалось, еврей удивился, но после секундного замешательства кивнул и повернулся к молодому человеку, который представился как Майкл Мюррей, виноторговец, партнер в «Фрэзер et Cie».

– Я полагаю, что вы знакомы с моим кузеном Джаредом Фрэзером?

Круглое лицо Розенвальда немедленно просияло.

– О, разумеется, сэр! Человек с самым изысканным вкусом и острым глазом. Я сделал по его заказу кувшин для вина с мотивом из подсолнухов, еще и года не прошло!

– Я знаю, – улыбнулся молодой человек; от улыбки его глаза прищурились, а на щеках появились морщинки, и в мозгу Ракоши снова зазвенел колокольчик узнавания. Но услышанное имя ничего ему не говорило – только лицо, да и то смутно. – У моего дяди есть еще один заказ, если вы не возражаете.

– Я никогда не отказываюсь от честной работы, месье. – Судя по удовольствию на румяном лице ювелира, честная работа, да еще хорошо оплаченная, его вполне устраивала.

– Что ж, тогда – позвольте? – Молодой человек вынул из кармана сложенный лист бумаги, но при этом посмотрел на Ракоши, вопросительно подняв брови. Ракоши кивнул ему, чтобы тот продолжал, а сам стал разглядывать музыкальный ящик, стоявший в комнате – массивный предмет величиной с коровью голову, украшенный почти обнаженной нимфой, одетой в легчайшую золотую тунику и танцующую на грибах и цветах в компании с большой лягушкой.

– Потир,[38] – объяснял Мюррей, положив бумагу на стойку. Краем глаза Ракоши увидел на нем список имен. – Это дар в храм монастыря Ангелов в память о моем покойном отце. Моя молодая кузина только что ушла в этот монастырь, – сообщил он. – Поэтому месье Фрэзер счел это место самым подходящим.

– Превосходный выбор. – Розенвальд взял список. – И вы хотите, чтобы на потире были написаны все эти имена?

– Да, если вы сможете.

– Месье! – Розенвальд обиженно всплеснул руками, ведь была задета его профессиональная честь. – Это дети вашего отца?

– Да, в самом низу. – Мюррей склонился над стойкой и, водя пальцем по строчкам, медленно и внятно прочел иностранные имена. – Наверху имена моих родителей: Йен Аластер Роберт Маклеод Мюррей и Джанет Флора Арабелла Фрэзер Мюррей. А теперь я – то есть мы – хотим вставить еще эти два имени: Джеймс Александер Малкольм Маккензи Фрэзер и Клэр Элизабет Бошан Фрэзер. Это мои дядя и тетя. Дядя был очень дружен с моим отцом, – пояснил он. – Почти как брат.

Он продолжал говорить что-то еще, но Ракоши не слушал. Он схватился за край стойки, в глазах у него все замелькало, даже показалось, что нимфа усмехнулась ему.

Клэр Фрэзер. Так звали ту женщину, а ее муж, Джеймс, был родом из Шотландии. Так вот кого напомнил ему этот молодой мужчина, хотя тот был не таким видным, как… Но La Dame Blanche![39] Это была она, точно она.

И в следующее мгновение ювелир подтвердил это, резко отпрянув от листа с именами, словно одно из них могло выпрыгнуть из строки и укусить его.

– Это имя… принадлежит вашей тетке? А она и ваш дядя жили когда-нибудь в Париже?

– Да, – ответил Мюррей, слегка удивившись. – Может, лет тридцать назад – но совсем недолго. Вы знали ее?

– Э-э, не скажу, что я был лично знаком, – ответил Розенвальд с хитрой улыбкой. – Но она была… известна в городе. Люди называли ее La Dame Blanche.

Мюррей заморгал, явно удивленный.

– Правда? – Он выглядел скорее огорченным.

– Да, но это было очень давно, – поспешно проговорил Розенвальд, явно подумав, что сказал лишнее. Он махнул рукой на заднюю комнату: – Минуточку, месье. Вообще-то, у меня уже есть потир, не желаете ли взглянуть? И еще дискос.[40] Если вы возьмете обе вещи, мы можем договориться о скидке. Они делались для клиента, который неожиданно скончался, я тогда еще не успел закончить потир, так что там почти нет декора – много места для имен. Может, мы напишем хм… ваших дядю и тетю на дискосе?

Мюррей кивнул, заинтересовавшись, и, следуя жесту Розенвальда, обогнул стойку и прошел за стариком в заднюю комнату. Ракоши сунул поднос из восьми лепестков под мышку и тихо вышел. В его голове роились бесчисленные вопросы.

Джаред поглядел на Майкла, покачал головой и склонился над своей тарелкой.

– Я не пьян! – выпалил Майкл и опустил пылающее лицо. Но даже так он чувствовал, как глаза кузена сверлили его макушку.

– Сейчас нет. – Голос Джареда звучал спокойно, почти ласково, в нем не слышалось обвинений. – Но ты напился накануне. Ты не прикоснулся к обеду, да и лицо у тебя будто испорченный воск.