Семь ключей от Зазеркалья

— Не знаю, — честно призналась я. Мы ненадолго разошлись в танце, сменив партнеров, и это дало мне время додумать свой ответ. — Не так плохо, как я опасалась, но странно. Непривычно. Как будто я вернулась в прошлое при помощи магии. Я изменилась, а здесь все по-прежнему. Если вы понимаете, что я имею в виду.

— Отлично понимаю. Некоторые события меняют нас так сильно, что кажется, весь мир обязан измениться вместе с нами. Но жизнь идет своим чередом, как бы мы к этому ни относились.

— Верно. — Я обошла вокруг партнера, касаясь его руки кончиками пальцев. — А вы часто здесь бываете?

— Нет. — У него была такая приятная улыбка, что я невольно улыбнулась в ответ. Итан совершенно вылетел у меня из головы. — Высшее руководство института приглашают только на самые пышные торжества, раза три в год. К тому же до недавнего времени я был простым преподавателем.

— А простым преподавателям вход во дворец закрыт?

— Конечно. Приглашения высылают только ректору и деканам. И то, по-моему, неохотно. Дань старой традиции. — Он склонился к самому моему уху, благо танец в данный момент это позволял. — Никто не получает от этого удовольствия. Королевской семье не нужно присутствие простолюдинов, какими бы они ни были образованными. А мы чувствуем себя некомфортно в здешней помпезности. Но нельзя же отказывать, когда на бал зовет сам король!

— И все страдают, — со смешком заключила я.

— Жизнь суть страдание, — тоном заправского проповедника провозгласил Кейл.

— Точно, — нарочито серьезно подхватила я. И интимным шепотом добавила: — Особенно когда танцуешь на каблуках.

— Это так плохо? — сочувственно спросил он.

— А вы попробуйте как-нибудь, — посоветовала я. — Только не при студентах.

Декан факультета стихий рассмеялся, запрокинув голову. Определенно, с ним я чувствовала себя весьма комфортно. Значительно комфортнее, чем с тем же Орвином.

— На самом деле все совсем неплохо, — справедливости ради признала я. — Во всяком случае, я вроде бы ни разу не оступилась, несмотря на многолетний перерыв.

— Вы отлично танцуете, — галантно заверили меня.

— Подлизываетесь?

— Конечно. Вы покорили сердца всего института. Как я мог устоять? Декан должен быть на одной волне со студентами и коллегами.

— Кстати, про институт! — вспомнила я, проигнорировав комплимент. Кейл умеет быть галантным, но я не покорительница сердец, так к чему зацикливаться на пустых словах? — Почему мое выступление так хорошо приняли?

— А почему бы нет? — удивился он. — Вы все сделали качественно и зрелищно.

— Да, но сутью номера был побег из тюрьмы. И личность моя не должна бы способствовать симпатии. Было бы логичнее, если бы публика начала швыряться камнями.

— Ах, это! — Его лицо приняло серьезное выражение. — Как бы точнее объяснить, особенно с учетом… цензуры.

Кейл многозначительно обвел глазами зал, но в этом не было необходимости: я и так понимала, что посторонних ушей здесь, мягко говоря, немало. Танец закончился, мы, как и полагалось, поклонились друг другу. Декан взял меня под руку и повел в направлении диковинных деревьев, росших в крупных горшках. Там можно было продолжить разговор в относительном уединении — насколько оное вообще реально на балу.

— Видите ли, Институт магии и стихий всегда был несколько обособлен. В прежние времена его можно было считать эдаким государством в государстве. У королей были официальная власть и армия, у ученых — маги, и этим двум силам приходилось считаться друг с другом. Сейчас институт уже не так автономен, возможно потому, что сильных магов стало меньше. Но инакомыслие нашему заведению все равно свойственно. Не все решения эльмиррского правительства находят одобрение в глазах студентов. — Он выразительно пошевелил бровями, давая понять, что высказался бы значительно более радикально, если бы не обстоятельства нашей беседы. — В прошлую нашу встречу я сказал вам, что мы не занимаемся воспитанием. Это и верно, и неверно одновременно. Мы воспитываем в своих подопечных ученых. А знаете, кто такой ученый в первую очередь?

Я сложила руки на груди и попыталась разгадать загадку, чувствуя себя пресловутой студенткой, не подготовившейся к экзамену. Вроде бы и должна знать ответ: магистр как-никак, и не из последних. Но поди сообрази так сразу. Определенно в обществе Кейла мне было интересно.

— Тот, кто много знает? — предположила я.

Он с улыбкой покачал головой.

— Многое умеет на практике? — выдвинула я очередную гипотезу.

— Ученый — это в первую очередь тот, кто имеет свое, независимое мнение, — пояснил свою мысль декан. — И эта способность не может ограничиваться наукой. Она распространяется на все прочие сферы жизни. В том числе и на политические взгляды.

— Можете не продолжать.

И так было понятно, что многие студенты, а также, вероятнее всего, преподаватели были не в восторге от правления его величества Эдбальда. Упрекнуть их в этом я не могла, поскольку была всецело на их стороне. Быть может, мне самое место в институте?

Кейл благодарно кивнул: