Семь колодцев

— А вот еще… — Вовочка заглянул в свой потрепанный блокнот. — «Гоп-стоп, я подошел из-за угла…» Или вот: «Таганка, все ночи, полные огня…»

Языки пламени пожирали густую, как кисель, черноту.

Вскоре Надежда, устав от заунывной тюремной лирики, стала позевывать и вдруг решила прилечь на полчасика. Ее с радостью проводили до палатки и даже поделились одеялами.

— Так, пацаны! — Фома деловито принял на себя командование. — Кто-то должен идти за хворостом. А то костер потухнет.

Он сразу посмотрел на Кузю. Тот аж съежился под его взглядом.

— А с ним пойдет…

И Фома, поискав глазами, остановил взгляд на Антоне, который от перспективы прогулки по ночному лесу едва не расплакался.

— Я пойду! — поднялся я и поймал на себе благодарный взгляд Антона.

Я завел Кузю глубоко в лес, насчитав ровно пятьсот шагов, и остановился на маленькой опушке. Слабый свет фонарика едва высвечивал окружающие крючковатые формы.

— Что-то здесь стрёмно! — огляделся владелец благородного напитка.

— Фигня. Зато сейчас девчонки придут!

— Ты уверен, что они придут?

— Сто пятьдесят пять процентов по Форингейту. Ты встречал хотя бы одного, как ты говоришь, пипла, который отказался бы дринькнуть на халяву шотландского пойла?

— Нет.

— Ну вот и я о том же…

Ждали долго.

Послышался хруст веток. К нам кто-то приближался. Мы затаились.

— Мальчики! — позвал несмелый голос. — Саша!

— Мы здесь!

На поляне показались девушки: Света и Танюша. У меня заколотилось сердце, а Кузя от радости вообще оцепенел.

— Уф, чуть не заблудились! — обрадованно выдохнула Света.

— Ты сказал пройти пятьсот шагов, а мы уже шестьсот прошли! — пожаловалась Танюша. — Думали, что уже не найдем вас!

— Что ж, с нас причитается! Кузя, доставай!

Помимо виски в карманах у Кузи оказались: пластмассовый раскладной стаканчик, лимон и перочинный ножик. Еще шоколадные конфеты. Все предусмотрел, капиталист чертов.

Девчонки сделали по осторожному глоточку. Их щеки сразу загорелись.

14

Сегодняшний день.

Настроение гнусное. Сначала призрак хрупкой девушки-хромоножки из моего далекого прошлого, потом эта безумная собака и ее не менее безумная хозяйка.

Напиться, что ли, с горя?

Нет уж, с меня хватит!

Стемнело окончательно. Грязь под ногами. Ветер хлещет в лицо.

Я выхожу к дороге, которая ведет к метро, и долго плетусь вдоль нее, рассматривая прохожих, попадающихся навстречу. Все они озабочены какими-то мелочами, бегут в своем направлении, едва ли меня замечая.

Мимо остервенело проносятся автомобили, выбившиеся из сил в патологических московских пробках, и свет их фар больно бьет в глаза.

Куда вы все спешите? В чем смысл вашей бесполезной суеты?!

Мне грустно, одиноко, задумчиво. А еще тошно, будто съел червяка, причем какого-нибудь опарыша.

У меня сейчас такое ощущение, что я из какого-то другого мира и что к этим озабоченным людям и к этим автомобилям имею лишь косвенное отношение. Просто два параллельных мира случайно соприкоснулись. Однако все это лишь видимость контакта, иллюзия. Мы ЧУЖИЕ, конечно в космическом понятии этого слова, мы находимся в разных измерениях, и ничто не сможет нас соединить в одной реальности…

Над головой повис мрачный туман с паутиной красных прожилок. Совсем низко. Кажется, мой мирок закован в это угнетающее пространство разбитого асфальта, холодного бетона и свинцового тумана. И ничего другого больше в жизни нет. Будто это декорации сцены, где я играю долгую нудную пьесу, а за их пределами промозглое ничто.

Я поднимаю глаза и вдруг, сквозь дымку, вижу в вышине над самой головой яркий свет. Этот свет завораживает меня, я останавливаюсь и долго смотрю вверх.

Меня нарочито толкает плечом какой-то злой мужик: хрен ли встал на дороге, осел! И проносится мимо. Успевает на двойной «Икарус», который, перегруженный, медленно отползает от остановки. И мужик с откровенным ехидством смотрит на меня через запотевшее стекло задней площадки.

А я продолжаю стоять.

Что это за свет? Светит ли он только мне или его может увидеть каждый?

Внезапно ветер сгоняет в сторону тучное кроваво-черное облако. Декорации моей пьесы разверзаются, и я отчетливо вижу в небе длинный клюв строительного крана и светящийся прожектор, закрепленный на его конце.

Я невесело улыбаюсь своему заблуждению, испытываю что-то похожее на разочарование и двигаюсь дальше…

15

В своем таежном городке Алексей был не последним человеком. Все его знали, уважали, без него не обходилось ни одно мало-мальски значимое событие. Собственно, он сам все эти шумные празднества и режиссировал, будучи по образованию организатором массовых мероприятий. Он был специалистом талантливым, фанатично преданным делу, его отличали ответственность и удивительное бескорыстие.