Семь колодцев

Особенно они хороши в устной речи.

Ведь в самом деле не скажешь же в конце своего взрывного монолога: «Три восклицательных знака»?

Или на полуслове: «Три запятых»?

А еще каждое из этих трех-четырех слов можно произносить по-разному.

Десятками интонаций.

А потом все многочисленные производные от этих слов.

Или синтез «нормальных» слов с нецензурными. Вот маленький пример:

Председатель на партийном собрании: «Прекратить смех!»

Он же, чуть позже: «Что за смехуёчки?!» Почувствовали разницу? Слышите, как зазвучало? Как заискрилось слово?

(В моей карманной записной книжке десятки примеров, но чувство меры не позволяет мне продолжить.)

Знаете, однажды в Риме мне пришла одна, наверное, банальная, но для меня вполне неожиданная мысль: русский мат и жестикуляция итальянцев — абсолютно тождественные вещи.

И вот еще.

У меня большой опыт работы с людьми.

И я не мыслю этот опыт без нецензурщины.

Мат, примененный к месту, в соответствующей ситуации, оказывает на русских людей невероятное воздействие.

Они так к нему привыкли, что без него палец о палец не ударят.

Его ничто не может заменить.

Чего не выдумывай и какие американские книжки об управлении людьми не читай!

Мат хорош и в письменной речи. Опять же из-за недостатка знаков препинания.

Русский мат — это концентрация чувств, эмоций, колоритное, адекватное отражение наболевшего, самое выразительное средство общения на свете.

Это русское, свое, родное.

Когда я слышу русский мат где-нибудь на другом конце света, я с нежностью вспоминаю о родине.

Смысл матерных слов для культурного человека отвратителен, хотя произносим мы их, часто — машинально, не подразумевая суть, чувствуя лишь экспрессивную силу сказанного.

Поэтому-то они и сильны.

Такой силой не обладает ни одно слово из «литературной речи».

Вот вам самое простое доказательство.

Вы слышали, как ругаются матом русские писатели?

А я слышал, и первый раз не поверил собственным ушам.

Вот это отборщина, скажу я вам!

Русский мат во многих случаях — это не отсутствие способности человека говорить разнообразно, выразительно, убедительно — как часто хотят представить дело, а сугубо национальный, дополнительный и очень мощный инструмент устной и письменной речи.

В конце концов: Это язык клоаки.

Улицы, любого двора, каждой квартиры.

Это язык элитных особняков и закрытых клубов.

И это всегда был язык Кремля.

Это язык Пушкина, если хотите.

Всяк, пуншу осушив бокал,
Лег с блядью молодою
И на постели откачал
Горячею елдою.

А. Пушкин

Он звучит на всех площадях мира, и его без перевода понимают все до единого.

Это в некотором роде наше национальное достояние.

Русский мат — это такая якобы нелегальная и вроде бы запрещенная кем-то вещь, без которой, поверьте, оскудел или вовсе омертвел бы русский язык.

22

Примерно через неделю после посещения в компании Веры грузинского ресторана мне захотелось выпить.

Была пятница, я возвращался с работы. На дорогах была обычная гнусность последнего рабочего дня недели: весь центр Москвы превратился в одну сплошную пробку. Этакое месиво из затравленно рычащих машин, управляемых одуревшими водителями, готовыми после нескольких тяжелейших часов, проведенных в пробке, на любой отчаянный шаг. Гаишники, по обыкновению, попрятались. Я рвался вон из этого зловонного мегаполиса, где, казалось, сам воздух пропитан ненасытной жаждой наживы и взаимной лютой ненавистью. Выезжал на встречную полосу, проскакивал на красный сигнал светофора…

Отвратительно было на душе, да и неприятностей, которые сыпались на меня со всех сторон, с лихвой хватило бы на десятерых бравых новых русских. Я еще подумал о том, что надо наконец нанять охрану, а то добром это все не кончится. Ведь я дожил до того, что с опаской входил в собственный подъезд, настороженно косился на темные углы, готов был в любую секунду вступить в схватку с поджидающим меня наемным убийцей. По телевизору каждый день показывали трупы бизнесменов, расстрелянных киллерами у подъезда или у дверей собственной квартиры. Рыдающие жены, напуганные маленькие дети, в одночасье лишившиеся отца. Я смотрел по всем телевизионным каналам эти жуткие репортажи и радовался, что у меня нет семьи и некому будет горевать, если со мной что-нибудь случится.

В спортивный клуб, который я посещал два-три раза в неделю, ехать не хотелось. Не то настроение. Да и не прорваться.

Я не стал, как обычно, оставлять свой джип у подъезда, на небольшой охраняемой стоянке, а отогнал его в подземный гараж, где у меня было собственное место. И позвонил Вовочке.