Семь колодцев

Итак, после выхода в свет моего знаменитого объявления в жизни Вовочки произошли самые удивительные метаморфозы. Его жизнь категорически изменилась. Дремучий онанист, на которого женщины ранее вовсе не обращали внимания, вдруг превратился в великого Каза-нову-серцееда, неутомимого пахаря женских таинств, которому только и оставалось, что перестилать постель и покупать презервативы. Слава шла впереди него, он легко побеждал, даже слишком легко. Правда, он был совершенно неразборчив. Утром он провожал на автобус двадцатидвухлетнюю девушку с Украины, мечтающую обосноваться в Москве, днем угощал гамбургерами безработную сорокатрехлетнюю мать двоих детей, а вечером ласкал на своей кровати продавщицу-ровесницу из ближайшей палатки с крючковатым носом, и так повторялось изо дня в день.

Конечно, не все шло так гладко, были и неудачи, о некоторых из которых я уже рассказывал. Да и многие женщины после первого общения или первой встречи пропадали раз и навсегда. Но телефон с неизменным постоянством продолжал выплевывать все новые и новые «варианты».

— Свято место пусто не бывает! — нахально ухмылялся Вовочка, намекая не то чтобы на свое в очередной раз освободившееся сердце, а больше на свою постель.

— Ты жениться-то собираешься? — спрашивал я его.

Строгости в моем голосе было мало, больше заигрывания, поскольку Вовочка давно отбился от рук и не желал слушать чьи-либо указания.

— Ну ты же видишь — я в поиске! — заносчиво отвечал он.

— Это уже не поиск, это секс-туризм! — возмущался я. — Я погляжу, тебе уже ничего не надо, подобная жизнь тебя вполне устраивает! А как же полноценная семья, о которой ты мечтал, дети?

Вовочка сначала как-то неопределенно пожимал плечами, а потом что-то вспоминал и с вызовом контратаковал:

— А ты сам-то, бля, чего?

Аргумент был веский, мне нечем было крыть.

Только через четыре месяца звонки стали стихать. Сначала количество новых обращений понизилось всего лишь до нескольких в день, потом до трех-пяти в неделю, и вот наконец телефон, на радость Вовочкиному отцу, окончательно и бесповоротно умолк. К тому времени Вовочка уже бросил работу, пил почти как и прежде, все, что ему было подарено, или то, что нажил собственным трудом, спустил за копейки, бездарно пропил, а что не пропил — украли дружки-собутыльники. То, что нельзя было продать, например одежду, поскольку его размер отнюдь не ходовой, он быстро привел в полную негодность. Словом, все мои нечеловеческие усилия по превращению запущенного алкоголика в образцового семьянина-трезвенника оказались напрасными. Вовочка вернулся ровно к той точке отсчета, с которой началось его «исправление», — вновь стал отвратительным вечно пьяным смердом в грязной поношенной одежде. У меня опустились руки.

Один из последних звонков по газетному объявлению, который побеспокоил Вовочку, был от некой Лены.

Мой подопечный пригласил женщину домой, она ему понравилась, и уже через час они вдвоем пили водку у него на кухне, потом сбегали в магазин, еще сбегали, а потом трахались до самого утра.

Вовочка много мне о ней рассказывал, но я ее увидел только спустя полгода, в тот злополучный день, когда в Москву вернулась Вера, брошенная в Вильнюсе Мозго-правом, и я привел ее к себе домой.

81

Трагедия! Мир рухнул! И я оказался под его обломками!

Это все! Это конец!

Конечно, в теории я мог бы все это предвидеть и тогда бы уж наверняка предпринял всяческие меры… Но такое несусветное безумие мне и в голову не могло прийти! Такой поворот сюжета может только в страшном сне присниться!

Вот суки! Вот суки!

Блядь! Блядь!

Отымели меня чисто, как последнюю шлюху!

Хорошо, Валентин Федорович, это понятно! Не зря я так опасался этого старого лиса! Но Вера! Как она могла?!.

Мне нужно было собраться с мыслями, все обдумать. Я пошел пешком в сторону Кремля. Курил одну за другой, смотрел вперед отсутствующим взглядом, слезливым от горячего пыльного ветра.

Мне навстречу все время попадались группки иностранцев — немцев, американцев, азиатов. Они рассеянно пялились по сторонам, щелкали фотоаппаратами очередную достопримечательность и на безопасном расстоянии разглядывали роскошные витрины бутиков, совершенно справедливо опасаясь зайти внутрь.

В одном месте я стал переходить дорогу и едва увернулся от старой иномарки, грязной и ржавой, с ревом пронесшейся мимо на дикой скорости. Я испугался так, что руки затряслись, а в ногах появилась слабость.

Конечно, я не мог с уверенностью сказать, что это было покушение, покушение на меня, и все же я припустил так, с такими невероятными увертками, что если за мной и был хвост, то наверняка отстал, заплутал в бесконечных улочках и тупичках старой Москвы.

По пути попался супермаркет. Я зашел в него с единственной целью — проверить состоятельность своих кредитных карточек; ведь если верить Славику, ОНИ уже давно прибрали к рукам все корпоративные счета, ну и, наверное, мои личные.