Семь корон зверя

Этим же вечером Рита, умученный неволей Стас и скорбящий Сашок отправились в Егорьевку. Худую бревенчатую избенку взяли молчаливым штурмом, до смерти перепугав полусонную древнюю Витюшкину бабку Аглаю, которая кричать не кричала, а лишь истово крестилась. Полуночные тати лихим ветром вымели из единственной комнатенки бабкиной избы обоих постояльцев и внука так, что и мышь не пискнула. Бабка Аглая осталась в одиночестве, справедливо поминая про себя нечистую силу. Однако шум благоразумно поднимать не стала. Сволочного жадюгу внучонка и его обкуренных травкой нахальных приятелей Аглае было не слишком-то жалко, видать, сами того заслужили, раз в роковой ночной час их скопом побрали черти.

Будто дрова покидав туго спеленутых веревками стрелков в нутро грузовой «газели», тройка бойцов птицей понеслась обратно к Москве. К утру были уже и на месте. Пленников, матерящихся пустыми и обидными угрозами, развязав, сунули для остуды в бункер. Пока не получили ответа от мадам, работать с ними выходило рановато.

А мадам с ответом не спешила. Никак не ожидала она, что эффект от ее гениального плана будет так велик. Аполлинария Игнатьевича почти в прямом смысле хватил удар: Ирена и до половины не успела изложить сути своего предложения и выгод, ожидающих любимого ее полковника в случае согласия. Курятников, услышав только лишь первое признание своей обожаемой подруги в том, что, дескать, она бессмертный вампир и «серийный» убийца силы необыкновенной, схватился за телефонную трубку, тыкал пальцем в «03». Пришлось трубку отобрать, явив и силу необыкновенную, которую полковник тут же приписал вслух необычайным физическим возможностям душевнобольных, пребывающих в раздражении и агрессивности. Выхода не было, и Ирена для вящей убедительности продемонстрировала Курятникову, взирающему на нее сочувственно и строго, милый рабочий оскал голодного вампа. Тут же Аполлинарий Игнатьевич и потерял сознание, упав со стула.

Надо сказать, что мысль, посетившая Ирену давешним совещательным утром, к чести мадам, была случайной. Никакого подобного плана она до сей поры не имела и Курятникова ни за какие коврижки, разумеется, в подробности своего существования на свете белом посвящать не собиралась. Напротив, в общем несчастье временно примирившись с Мишей, хотела начать карьеру свою в семье заново. На требование хозяина привлечь любой ценой прегордого полковника к их насущным бедам намеревалась тут же ответить отрицательно и с разъяснением причин, но передумала. И вот почему. Курятников, естественно, на вопиющий служебный проступок ни за какие коврижки не пошел бы, призвание свое уважая, Ирену же послал бы куда подальше и почитай за благо, ежели этим бы и ограничился. Ни за какие денежные коврижки, да. Начхал бы и на любовь, все равно для него недолгую, и на уют, и на бабьи слезы. Тут не помощь дружеская и не консультация с благодарностью – пахло чести офицерской попранием, а Курятников не был грязно-продажен.

Но тогда же Ирене подумалось и другое. Просто ради юбки не отважился бы Аполлинарий Игнатьевич на роковой шаг, поступая против совести. А если не ради сиюминутных утех с обворожительной молодой дамой, а ради любви вечной и нерушимой, жизни одной на двоих, нескончаемой и вне любых мирских законов стоящей? Способ у Ирены к тому был: сделать Аполлинария Игнатьевича равным себе, не стареющим никогда, преданным лишь ей одной любовником, сильным и умудренным непростой жизнью. Но хозяин вряд ли согласится на такой демарш со стороны мадам, вернее же сказать, не согласится ни за что, Ирена это предчувствовала. И тут же вдруг удивилась сама себе: а так ли нужен будет ей с Курятниковым Ян и вся ее нынешняя семья? Ведь двое – это не один. А потом можно будет и еще кого подходящего привлечь. И станет мадам управлять уже собственным гнездом, никому не подвластная и любимая подданными королева. И отомстит проклятущему карпатскому выродку за обиды и пренебрежение ею как особой женского пола, товарищем и советчиком. К чему тогда примирение и сам «архангел» и карьера у самодержавного хозяина? Да и куда денешь эту дуру московскую Машку с ее отродьем? То место Ирене уже никак не занять. А создать свое собственное снова-заново, ни у кого впредь более не одалживаясь и не унижаясь, поистине неплохая затея.