Семь кругов над Русью

Савва, обладавший природным чутьём, понимал, что над ним и его людьми нависла смертельная угроза. Похоже, что дни императора Никифора Фоки были сочтены. Ведь к Савве стекались сведения не только из дворца Букелиона и столицы Константинополя, но и из отдалённых провинций, а эти сведения говорили в основном о недовольстве мерами, принятыми императором. А ведь он предупреждал императора, что нужно поменьше заигрывать с народом. И с церковью нужно было жить в согласии, не урезать её влияние, незыблемое, могущественное, столько веков скрепляющее всю Византийскую империю. Теперь делать было нечего, всё складывалось против василевса. Опальный Цимисхий со своими друнгами в одном переходе от столицы, тайная переписка патриарха с паракимоменом, ещё его улумы вызнали, что начальник этериотов Лев Велент на днях посещал резиденцию Полиевкта. Были сведения, что даже жена императора Феофано, и та была втянута в заговор. Савва жалел, что не застал Никифора Фоку в охотничьем дворце после своего возвращения с засады на чернеца Василия.

Своим срочным отбытием по просьбе жены в Константинополь, император загнал себя в ловушку. Вокруг него теперь были одни заговорщики, и помочь ему Савва уже не мог. В его распоряжении было всего сотня улумов, а они воины ночи. В открытом бою против этериотов Велента им не выстоять. Время было упущено. Проникнуть в Букелион незаметно вряд ли получится. Надежда была лишь на то, что отправленный улум отдал послание с предупреждением вовремя, и Никифор Фока сам примет меры, возьмёт под стражу изменников. Но эта надежда была призрачной. Савва понимал, что теперь его встреча с этим загадочным Луткерием становилась жизненной необходимостью. Он постарается убедить этого интригана взять его на службу. Только вот, как убедить венецианца в необходимости тайной службы, скорее всего у него и так везде свои соглядатаи. Обеспокоенный полный сомнений прибыл Савва к рассветному холму, к месту сбора своих людей. Ему второй раз предстояло полностью поменять свою жизнь, и что ждало его впереди, одним Богам было известно.

Сомнение Феофано

Феофано лежала на ложе устланной шкурой льва, в тонкой шёлковой накидке, через которую просвечивалось её обнажённое красивое тело, явно были видны овалы грудей с темнеющими кругляшками сосков. Красивые, но слегка полноватые бёдра наполовину утопали в густой гриве льва, одной рукой она гладила себе слегка округлый живот, наблюдая, как перед ней раздевается рослый мощный норманн, отобранный ею из остальных стражников дворца, и не только для охраны её двери. Ей нравились мужчины, которых она совсем не знала, перед ними у неё разгоралась настоящая страсть. С незнакомцами её ничего не связывало, и она могла полностью насладиться любовью не сдерживая себя ни в чём.

Эта привычка осталась у неё ещё с юности, с той поры, когда все называли её Анастасьей, когда заплатив монету, любой мог увести её в коморку под крышей шинкарни, и насладиться там её молодым телом. Но была у Феофано одна слабость, она никогда не шла дважды с одним и тем же мужчиной, даже если тот давал две или три цены, и даже не шла дважды тогда, когда просил Кротир, её отец, которого уговаривали посетители, обещая заплатить золотыми солидами. Особо её слабость стала мешать, когда она волею судьбы стала женой Романа, сына императора Константина, но даже став императрицей, она не избавилась от этой своей слабости. Ей приходилось терпеть на ложе Романа, слабого телом, напоминающего юнца, терпела, но тайком приводила себе в покои одного из воинов, насладившись, отпускала, а мужу говорила, чтобы менял чаще стражу перед её покоями, потому, как она боится, и не верит тем, кто постоянно стоит у дверей её спальни. Жизнь её немного изменилась, когда императором стал Никифор Фока, это храбрый воин, крепкий телом, выносливый, не обделённый разумом. И всё же ей приходилось сдерживать себя, терпеть, но как только император отбывал из Букелеона даже ненадолго, она вновь предавалась своей страсти в полной мере. Зная, что Никифор Фока всего в тридцати оргиях от Константинополя, в своём охотничьем дворце, она всё равно привела к себе в покои присмотренного ранее норманна, с синими, как небо глазами, со светлыми волосами, с белой кожей, крепкого, высокого, которому Феофано ростом была всего по грудь.

Гладя себе живот, она томно смотрела на раздевающегося стражника, то и дело, говоря ему:

– Не торопись, ну не торопись ты, я тут, я никуда не денусь!

Когда он полностью разделся, Феофано со страстью стала разглядывать его сильное тело, затем протянув руку вперёд, зашептала:

– Поди, сюда быстрей, ты такой сильный, возьми меня на руки, я хочу почувствовать всю твою силу!

Она продолжила горячо шептать, покрывая его плечи страстными поцелуями.

– Покажи мне какой ты страстный, покажи, как у вас любят женщин. Ну, свободней! Я сейчас для тебя не императрица, а простая женщина, давай, ну, больше страсти, ещё больше страсти!

Насладившись любовью, она приказала стражнику уходить, сама же, не прикрывшись, нагая, смотрела, как одевается норманн.