- Я знал многих, кто стремился к власти, золоту и славе. Ты не сильно на них похож, но дело не в том. Цель сама по себе обычно со временем становится не более значима, чем путь до неё. А часто - куда менее этого пути желанна и важна. И путь меняет людей много сильнее, чем цель. Одни готовы для неё предать и растоптать святое, другие откажутся от достижения заветного ради спасения друга или рода. Вот я и подумал: мы еще детьми придумываем цель, часто ложную и бессмысленную. А потом путь создает нас, таких, какие мы есть. Потому что в каждую минуту мы его выбираем и становимся чуть иными. Более взрослыми.
- Интересная идея. Мой путь уже довольно долог, но я пока не сознаю себя взрослым.
- Но ты делаешь то же, что делаем мы. Отказался от рода и уважения, даже от полета, ради покоя совершенно незнакомых тебе людей, кому могли повредить неведомые мне летучие корабли. Выбрал новую цель и идешь к ней. Вот хотя бы к мастерству оружейника. И путь меняет тебя: во времена моего деда ты бы не поднялся на гребень холма, этот бой не оплачен, он тебе ничего не обещал в приросте славы или опыта. А еще тебя в прежние времена могли нанять наши убийцы, будь у них довольно золота.
- Не знаю. Я никогда не любил слепой найм и учитывал не только цену, но свое отношение к нанимателю. Хотя, если разобраться, к купцам я не сильно расположен, при должном обхождении и лет шестьдесят назад... Все могло быть, ты прав.
- Ты вчера не знал нас, не знал Миру. С гребня холма это был всего лишь караван, таких много. Чужой и вполне безразличный, - вздохнул Амир. - Ты мог развернуть коня и уйти, но не сделал этого.
- Конь не захотел, - признался Тоэль чуть ворчливо. - Благодари Актама, он умнее меня. Гораздо.
- Путь выбирает всадник, и коня - тоже. Ты меняешься, Тоэль. Все, что я могу тебе посоветовать из опыта своей недолгой жизни, - пусть и впредь цель не кажется важнее дороги к ней. Смотри по сторонам и не упускай случайных, вроде бы, встреч. И еще я хочу тебя попросить об услуге и готов её оплатить, если укажешь цену. Не теперь, а когда и если она возникнет.
- Вот как?
- Да. Это странная услуга. Если Мира выскажет тебе просьбу тихо и без обычного своего веселого упрямства, исполни её. Я все оплачу, - и время, и усилия. В девочке - сердце каравана и его удача, я знаю. Мы не потеряли ни одного человека за прошедшие годы и даже ни разу не торговали с малой прибылью. Мы угодили в песчаный ураган, утратили тропу и все же выжили. Она - представь себе - поладила с диким темнокожим племенем рихлонов, которое обычно убивает караваны, случайно зашедшие на его земли. Там, далеко на юге, за пустынями Обикат.
- В чем твой интерес в деле, пусть она и хороший человек? - Удивился айри. - Ты наверняка скоро отдашь караван детям, и тогда многое переменится. Пусть они думают о дальних и странных просьбах, цена и срок которым неизвестны.
- Я последний Багдеш, водящий караваны, - хмуро вздохнул Амир. - У меня четверо сыновей, они выбрали себе иные пути в жизни, не стали дабби, и я не спорил. Думал, внуки или поздние дети... Но внуки мне оказались чужими, хоть они еще малы. Наследники знатных и богатых родителей, слишком церемонные и зажатые в рамках традиций. И дорога не зовет их души. А поздние - одна дочь, и для неё мое ремесло не годится. Это тяжелая мужская работа.
- Она живет по ту сторону пустыни?
- Джами Багдеш едва ли менее упряма и своевольна, чем Мира, - усмехнулся Амир. - Они внутри схожи и охотно общаются. Эта несносная девица давно живет на берегу, в портовом городе у западного океана, его имя Кумат. Там у меня свой двор, лавки, склады и даже место в порту. К зиме увижу негодницу. Представь себе, она еще в детстве лупила старших братьев, а теперь имеет наглость без мужчин в доме торговать и вести дела. Даже в Кумате на это безобразие смотрят с укоризной, но там не восток и подобное допустимо. Она очень красивая и умеет ладить с нужными людьми, её уважают. Я перестал водить караван на север: она берет товар дешевле и лучшего качества, у малышки связи. В неполных двадцать лет, куда катится мир...
- Не похоже, что ты расстроен, - рассмеялся Тоэль. - А твоя жена, если я не затрагиваю недопустимое?
- Хуже дочери, - гордо улыбнулся Амир. - Захра - дочь моего друга, он был неплохой купец, и имел неосторожность брать её с собой еще ребенком в дорогу. У её матери северная кровь бороев. Я увез обеих десять лет назад с обжитого места, она не поладила с родичами по линии своего старшего брата. Дом оставил сыну. А мои женщины обжили новый. Приходится признать, их доход велик. Я даже не кормлю более семью, уважаемый гость. Если родня узнает, на мою голову падет позор.
- Не замечаю в голосе признаков раскаяния или беспокойства. Если не достаток и не дела рода, то что иное заставляет тебя вести караван?
- Я люблю дорогу. У меня в караване достойные люди, они тоже любопытны и охотно протаптывают новые тропы. - Амир поднялся. - Ну что ж, нам пора, все шатры уже сложены, кроме этого. И кони заседланы. Тебя ждет трудный день, Мира уже зовет - слышишь?