Семь лепестков зла

Сучков больше не спрашивал. Но девчонку жалел. Хорошая была девчонка. Правильная. Недоверчивая только больно. Часто в людях путалась. Вполне приличных могла обвинить черт-те в чем! Как вот с журналистом этим. Хороший же был парень! И влюбился в нее не на шутку. Сам Сучкову признался, когда он с ним говорить попытался, чтобы за Альбину заступиться.

– Нет! – строго тогда отрезал Владик – высокий, ладный красавец с приятным открытым лицом и строгими серыми глазами. – Я так не смогу! Она станет вечно меня подозревать. Во всем!!! Мне придется всегда перед ней оправдываться. Я… Я стану себе противен! Нет, это не для меня!!!

Больше они, насколько было Сучкову известно, не виделись. И девочка страдала. Пыталась, конечно, пыталась завести новые романы. Но не выходило. Тогда он сам подключился к подбору кандидатов. Начал ее знакомить, случайно сталкивать нос к носу, приглашал к себе, придумывал всякие семейные сборища. Жена не противилась. Даже рада была общению. Засиделась одна на даче то. На сегодня у Сучкова тоже было кое что намечено, но раз она так категорически против, тогда…

– До завтра? – Он протянул ей руку, стоя возле своего подъезда, куда она его довезла. – Если не будет новостей, накажу!

– До завтра, Михаил Иванович. – Она снова улыбнулась ему, помахала рукой и едва слышно пробормотала: – Обожаю тебя, настырный старикашка!

Он услышал, помозговал. Получалось, что необидно. Ухмыльнулся и, дождавшись, когда ее машина скроется из вида, полез в карман куртки за телефоном.

– Алле, я это, Сережа. Да, да, договаривались, только… Сбежала невеста наша.

Парень рассмеялся довольно и задиристо.

– Ах, так вот она как, да?! И куда побежала?

– К вдове!

– Того самого Рыкова?

– Того самого.

– Не верит вам, значит?

– Ох, Сережа, она никому не верит! Себе – на восьмой раз! Не знаю, что с ней делать! Я так никогда на пенсию не уйду! – пожаловался со слезой Сучков, хотя глаза его сияли довольным, азартным блеском. – Чего делать станем?

– Придумаем что нибудь, Михаил Иваныч! – И Сережа отключился.

«Этот придумает», – с уважением взглянул в потухший монитор телефона Сучков. Этот не только придумает, но, может, и укротит неукротимую красотку, а? Больно уж надоело промозглыми осенними утрами из постели выбираться, вместо того чтобы «лежа» слушать треск поленьев в дачной голландке. Ах, как правильно они сделали, что не сломали ее, купив дачу! Как уютно с ней и удобно! А каша какая получается! На газу так не сваришь. Ни за что не сваришь.

И он тут же, передумав, повернул прочь от подъезда к стоянке такси, на ходу набирая номер жены.

– Алле, милая, это я. Ждешь меня?

– Ох-ох-ох, я тебя всегда жду, Мишка, – вздохнула протяжно супруга. – Уж и ждать устала. А ты все не едешь и не едешь.

– А я еду к тебе.

– Да ты что?! Как же? А Сережа, а Альбина?! – Она переполошилась, встревожилась, но слышно было, что радости в этом переполохе было больше, чем тревоги. – Ой, а я, как назло, сегодня грибами занялась и ничего не приготовила. Мишка, ну хоть за час бы предупредил. Что я теперь успею?!

– Кашу хочу, милая. Хочу кашу!

– А ребята? Они разве станут есть твою размазню?!

– Ребят не будет, – он ухватился за ручку желтой «Волги», потянул на себя.

– И как же теперь?! А Сережа ведь хотел…

– Если Сережа чего то хочет, сама знаешь, всего добивается. – Он сел на заднее сиденье, расслабленно откинулся. – Дачный поселок, пожалуйста…

– Да уж, – отозвалась жена, – он добивается. А мы что же?

– А мы понаблюдаем, милая. Авось что нибудь да выгорит из знакомства этой пары недоверчивых колючек.

Глава 4

Двухэтажный особняк под остроконечной черепичной крышей тонул в промозглых сентябрьских сумерках. Ни одно окно, а выходило их на дорогу с дюжину, не светилось. Темно было и на подъездных дорожках, и возле беседок. В прежние времена Виталий Рыков на электричестве не экономил. Когда бывал дома, светилось все, светились все. Доброжелательным был, веселым, шумным. Прислуга бегала по дому и участку, выполняя его бесконечные поручения: растопить баню, разжечь мангал, почистить бассейн, приготовить кучу закусок – гостей будет много к ужину. Вымести в гараже, они насорили там с друзьями дубовыми листьями, когда за вениками лезли, чтобы попариться. Почистить стол для бильярда – снова будет много гостей.

Шумно было всегда, весело, суетно. Но никто не роптал. Ни соседи, ни прислуга. Потому что все любили его – Виталия Рыкова, – тридцатилетнего удачливого бизнесмена, веселого, добродушного. Да, временами он мог перебрать со спиртным. Да, мог быть и хамоватым и грубоватым. Но за щедростью его души этого почти не замечалось. Почти…

В доме тоже было темно и тихо, как и во дворе. Скорбь по умершему без времени хозяину, казалось, обволакивала стены, скапливалась в пыли в углах, отражалась в многочисленных витражах высоченных шкафов с коллекционным оружием. И если бы не приглушенный гул из цокольного этажа, можно было подумать, что все в доме умерло вместе с хозяином.