Семь лепестков

В конец концов Поручик превратил свое прозвище в хобби и начал скупать все, что могло иметь отношение к знаменитому герою 1812 и последующих годов. Комплекты гусарской формы, фарфоровые статуэтки, шпоры, сабли и полковые знамена заполнили собой всю его квартиру — в конце концов Поручику надоело слушать нытье жены и, купив небольшой подвал в центре Москвы, он организовал там клуб «Ржевский». Туда он и свез все свои сокровища — к радости Натальи, которая, впрочем, все равно через полгода развелась с ним.

Именно в одном из кабинетов клуба и сидели Поручик и Владимир. Они пили уже вторую бутылку «абсолюта», и Поручик, уже в который раз, объяснял приятелю идею «Ржевского»:

— Ты не въезжаешь, ты не врубаешься, ты ничего не понимаешь в натуре вообще! Ты пойми: Ржевский — это символ свободы русского духа! Идеальный символ! Это чушь, что тем, у кого есть деньги, хочется жить, как в Европе. Им хочется жить как в России, хотя бы вечером, расслабившись, если днем они вкалывают, как в Штатах. И тут — наш «Ржевский»! Тут тебе, бля, не Америка.

— Тут, знаешь ли, всюду не Америка, — заметил Владимир.

— А ты знаешь почему? Потому что этого никто не хочет! Потому что вся Америка работает на свою пенсию, а мы не рассчитываем до нее дожить. Потому что тут все время происходит такое говно, как с Димоном.

— Со Смирновым? — переспросил Владимир.

— С ним самым. Есть схема, можно сказать — идеальная схема. Еби — не хочу. Димону на счет валятся деньги, и вдруг — он их пиздит и пускается в бега. Вместо того, чтобы как всегда переслать их на хуй дальше, срубив свой процент.

— А сколько было денег?

— Вот! — торжественно провозгласил Поручик, поднимая стопку, — в этом-то и главная хохма! Денег было поллимона зеленых!

Владимир заржал.

— Удивительный мудак! — сказал он, — их же даже не хватит, чтобы хорошо спрятаться.

— А прятаться ему придется хорошо, потому что он подставил, как водится, кучу народу. Хорошо еще, что никто из наших не имел с ним дела.

— Димон, даром что мудак, хороший был парень, — сказал Владимир, — выпьем, чтоб жив остался.

Они выпили.

— Возвращаясь к «Ржевскому», — заметил Поручик, — надо сказать, что пока у нас есть такие люди, Америки у нас не будет. Потому что мы ценим напор и грязь, а вовсе не комфорт и надежность. Возьмем, к примеру, секс. Что такое идеальный секс в Америке? Это когда молодая полногрудая девка сосет тебе хуй и при этом визжит от восторга. Можно забесплатно, а можно — по заранее обговоренному тарифу. А что такое русский секс? Это секс наперекор всему, когда уже не хочешь ебать — а ебешь!

Как в Уваровском совхозе
Ебут девок на навозе.
Их ебут, они пердят,
Брызги в стороны летят! —

с выражением продекламировал он, разливая водку по рюмкам.

— Удивительно, насколько ев'геи хо'гошо понимают 'гусскую душу, — нарочно картавя сказал Владимир.

— За дружбу народов! — провозгласил Поручик.

Они выпили.

— Хорошо, — он крякнул, — а что до евреев, не забывай: кто пьет русскую водку, тот русский в душе.

— Мне кажется, ты на «Абсолют» давно перешел, — съязвил Владимир.

— В России и «Абсолют» русский! — провозгласил Борис. — Во всяком случае, со второй бутылки.

— Уж скорее польский, — вставил Владимир, но Поручик его не слышал.

— Идеальное бухло! Потому что — что такое русская выпивка? Это выпивка через «не хочу». Демьянова уха. Чтобы все из ушей лилось! Широта русской души!

Он несколько театрально рыгнул и, почти не меняя тона, сказал:

— А если кто и жидится, так это ты.

— Почему?

— Я тебя сколько уже прошу: продайте мне долю в этом вашем фонде! У меня куча свободных денег, я их вынул из ваучерных дел, пока не грохнулось все — и они мне просто карман оттягивают.

— Боже мой, Боря, как ты утомителен бываешь на второй бутылке, — вздохнул Владимир, сразу меняя тон, — ты бы уж сразу к делу переходил. Сам ведь знаешь: я пьянею медленней тебя.

— Ну, — начал Поручик, но приятель остановил его:

— Ты хочешь базарить про дело? Пожалуйста. Объясняю. — Белов отодвинул бутылки, расчищая место на столе. — Все как всегда: деньги инвестируются не в проект, а во взятки. Все взятки проплачены, налоговые льготы получены, дальше, собственно, остается разрабатывать привычные схемы. Какие еще деньги сюда можно ввести? Я же не могу отдать тебе свою долю?

— Так отдай чужую! — Поручик отодвинул бутылку, — уговори Ромку продать мне Женькину долю — и я в долгу не останусь.

— Ты не понимаешь, — терпеливо объяснял Владимир, — женькина доля не досталась Ромке. Она делится на всех нас: на Леню, Рому, Альперовича и меня. У нас был такой уговор: если кто-то выходит из дела, то его доля делится между всеми.

— Значит, женькина доля распределилась между вами четырьмя? — спросил Поручик, — чушь какая-то!

— Собственно, это я настоял, — сказал Владимир, — вспомнил, как ты разводился с Натальей, и решил, чтобы родственники, что бы ни случилось, ничего бы не получали… никто, конечно, не мог ожидать, что все так повернется.

— Так надо встретиться с ребятами и поговорить…