Семь лет молчания

– Вот теперь мы наконец-то сможем получить ордер на обыск у Кирилла Семеренко. Я пойду его запрошу. Жди меня тут, – сказал Володя.

– Нет, я пока схожу куплю нам перекус. Когда мы еще поедим, – ответила я.

– Ценное предложение. Ехать на голодный желудок на обыск не самое приятное занятие, – обрадовался он и быстро зашел в свой кабинет.

Спустя час ордер был уже на руках у Кирьянова. К тому времени мы уже успели съесть по гамбургеру и выпить по стакану кофе. Когда мы подъехали к медицинскому университету, у главного входа стояла карета «скорой помощи». Поднявшись в приемную, мы увидели выходящих из кабинета ректора двух фельдшеров. Рыдающая секретарша Ирочка стояла испуганная посреди приемной и хлопала своими ресницами.

– Что случилось? – Кирьянов показал им свое удостоверение. – Мы из полиции.

– Самоубийство. Тут нам делать нечего, уступаем место вам, – сказала врач и поспешила на выход.

– Ира, что произошло? Вот, попейте воды, – дала я стакан девушке и посадила ее на стул.

Ее руки тряслись, и она не могла даже сделать глотка. Я напоила ее водой, дала салфетку.

– Я сидела, печатала приказы и слышу – хлопок, – начала она рассказывать. – Забегаю в кабинет, а там Кирилл Владимирович в кресле и у него из головы течет кровь. Я сразу же вызвала «скорую», а они меня отругали, мол, надо было в полицию звонить.

– Расскажите, как он себя сегодня вел? Был странным, хмурым? Заметили что-то подозрительное? – спросил у нее Кирьянов.

– Да вроде все как обычно. Хотя я бы сказала, что он был сегодня чересчур милым. Принес мне большую шоколадку к чаю. Я спросила, за что? Он ответил, что сегодня будет хороший день. Обычно он не позволял себе такие любезности.

– Кто-то к нему приходил сегодня?

– С утра заходил сын, они очень долго разговаривали. И все. Больше никого.

Мы прошли в кабинет ректора. Он сидел в кресле. Если бы из его виска не текла кровь, можно было бы предположить, что он спит. На полу рядом с ним валялся пистолет. А на письменном столе был идеальный порядок. Перед покойным лежала только красная папка и записка.

Это было чистосердечное признание, написанное им от руки. В нем ректор в подробностях все описал, взял всю вину на себя и попросил никого не наказывать. В письме он также сообщил, что его сын Матвей ни при чем.

В красной папке были те самые бумаги, о которых мне говорила Марина: расписки, фотографии.

– Совсем неожиданный поворот, – почесал затылок Кирьянов.

– Неужели замучила совесть? – спросила я.

– Похоже на то.

– И что теперь?

– А что теперь? Каждый будет отвечать за свои поступки.

– Филипп и его отчим будут сидеть. Они понесут наказание за все, что совершили.

– А Матвей? Ректор пишет, что он не был в курсе его темных делишек.

– Матвей, похоже, действительно ни при чем.

Мы дождались криминалистов и разъехались по разным местам. Кирьянов отправился в отдел заполнять бумажки, а я поехала к Ленке, чтобы рассказать ей всю правду про Филиппа. Потому что подумала, что, какой бы она ни была горькой, подруга должна ее знать.

Ленка приняла все стойко. Но до конца дня мне пришлось просидеть у нее. Она клялась мне, что больше в ее жизни не будет никаких мужчин. В итоге бутылочка игристого немного подняла Ленке настроение.

– Кстати, собаку у меня забирают. Объявилась жена Филиппа. Мальчишки, конечно, уже успели расстроиться, но я только рада. Не хочу, чтобы о Филиппе мне что-то напоминало, – рассказала она мне.

Вернувшись наконец-то домой, я набрала себе ванну, о которой мечтала. В тот вечер я впервые за последние месяцы смогла уснуть как младенец.

Прошло несколько дней после похорон Кирилла Семеренко. В тот день проститься с ректором медицинского университета пришло чуть ли не полгорода. Все было очень помпезно. Люди говорили красивые слова, приносили цветы. И недоумевали, почему он так поступил.

Я пришла туда лишь для того, чтобы поддержать Матвея, который выглядел как беспомощный котенок, оставшийся один на большой дороге.

Сегодня мы отправились с Матвеем в кофейню неподалеку от моего дома. Он позвонил мне и попросил о встрече. Матвей был подавлен и по-прежнему находился в сильном шоке. Поэтому большую часть времени мы просидели в тишине. Каждый из нас думал о чем-то своем.

– Лизу и Марину завтра выписывают, – прервала я наше молчание. – Не хотел бы ты навестить их?

– И что я скажу? Привет, я тот, чьи родственники над вами издевались все эти годы?

– Они знают правду. Они понимают, что ты ни при чем. Можно просто извиниться, и этого им будет достаточно.

– Таня, думаю, ты права. Я должен извиниться. Сейчас к ним можно?

– Да, – взглянула я на часы. – Как раз время для посещения.

В больнице, несмотря на опасения Матвея, все прошло неплохо. Поначалу чувствовалось напряжение. Девушки все еще с недоверием смотрели на него. Но Матвей все-таки сумел найти слова, чтобы они его простили.

Пока бывшие однокурсники разговаривали, Инна Николаевна отвела меня в сторонку и крепко-крепко обняла.