Семь мармеладных поцелуев

— В сравнении с моей — это барахло. И вообще, зачем ты вышла из машины? — Ларский вдруг повысил голос и сейчас был похож на учителя, который отчитывал нерадивого ученика. — Надо было заблокировать двери и позвонить мне.

— Я испугалась, — призналась я, отведя взгляд в сторону.

— Меня?

Я кивнула. Посмотрела на Ларского из-под ресниц — он выглядел растерянно. Как будто новость о том, что его боятся, стала для него сенсацией.

Мечущийся взгляд Ларского остановился на моих коленях, зеленые глаза расширились, а рот чуть приоткрылся. Я сделала вид, что не заметила его реакции на мои содранные колени. Сунула руку в карман плаща, и, не нащупав там телефона, вспомнила, что он остался в луже.

— Вот же блин!

— Что такое? — сразу же среагировал Ларский.

— Телефон в луже остался, — жалобно произнесла я.

При мысли о том, что придется покупать новый телефон, стало еще хуже.

Бросив хриплое «щас», Ларский отошел от машины, а спустя некоторое время вернулся с моим телефоном, который брезгливо держал двумя пальцами.

— В бардачке есть сухие и влажные салфетки, — сказал он и, скользнув взглядом по моим босым ногам — обувь я сняла сразу же, как села в машину, — взял туфлю с отвалившимся каблуком и посмотрел на ее подошву.

— А каблук мой не видели? — с надеждой спросила я. — Приклеить бы его…

Ларский одарил меня надменным взглядом, вернул туфлю и сказал:

— Я отойду ненадолго. Закройся и ни с кем не разговаривай. Жди ребят в форме.

Я кивнула, закрыла дверь и зафиксировала замки. Глядя на удаляющуюся спину Ларского, я подумала о том, куда он вдруг намылился. Может, проводить инвестора? Кажется, из ресторана он вышел один. Хотя, в этой суматохе я могла и не заметить Кайла Чо и его спутников.

Как только Ларский ушел, бородач сразу же подбежал ко мне и начал стучать в окно и требовать разговора. Я же сделала вид, что не только не слышу его, но еще и не замечаю. Очистила телефон от грязи, протерла сухими салфетками и попыталась включить — не получилось. После четвертой попытки я сдалась и, краем глаза поглядывая на курящего в стороне бородача, включила тихую и спокойную музыку.

Вскоре приехали инспекторы ГИБДД, а чуть позже из-за угла ресторана показался Ларский. В руках у него было несколько пакетов, которые он, подойдя к машине, сунул мне.

— Что это? — удивилась я.

— Разберешься, — буркнул он и направился к инспекторам.

Один из пакетов — самый маленький — был из аптеки. В нем лежали перекись водорода, ватные диски, пластыри, йод, куча средств от изжоги и боли в желудке, а также два вида обезболивающего и бутылка воды.

— Вы что, умеете заботиться? — произнесла я, глядя на стоящего рядом с инспекторами Ларского.

Следующий пакет был значительно больше. В нем лежала коробка, а в коробке — аккуратные кожаные балетки лилового цвета. Они абсолютно не сочетались с одеждой, что была сейчас на мне, и вряд ли будут сочетаться с остальным моим совершенно неярким гардеробом, но факт того, что Ларский купил их для меня, чтобы я не мучилась со сломанными туфлями, вызвал во мне огромное чувство благодарности.

Откинув в сторону ненавистные туфли, я обула мягкие балетки и удивилась тому, как идеально они подошли мне по размеру.

— Не такой уж ты и ужасный, — произнесла я, глядя на то, как Ларский уверенно отвечает на вопросы инспекторов.

Когда все было улажено, он вернулся в машину и сел на водительское место. Взглянул на мои колени, которые я лишь полила перекисью водорода, Ларский нахмурился и спросил:

— Почему не обработала ссадины?

Стыдно признать, но я с самого детства до ужаса не любила жжение от йода или зеленки. Все мои ссадины и порезы всегда обрабатывала мне мама, осторожно, едва касаясь кожи и всегда дуя на больное место.

— Боюсь, — тихо сказала я.

— Чего? — не понял Ларский.

— Жечь будет сильно…

Пробормотав что-то себе под нос, он завел машину и тронулся. Вспомнив, что Никита несколько раз предупреждал меня не пускать Ларского за руль, я всполошилась и воскликнула:

— Остановите, я поведу!

— Не глупи, ты не в том состоянии, — ответил Ларский, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида.

— А вы разве в том?

— Все нормально, я могу водить, если не идет… — Ларский замолчал, увидев, как по капоту машины забарабанили капли дождя.

— Вы не можете водить в дождь? — уточнил я, но Ларский мне не ответил.

Сжав руль так, что побелели костяшки пальцев, он нервно сглотнул и сбавил скорость до двадцати километров в час. Проехав так метров сто, он свернул направо, на узкую улочку с односторонним движением. Впереди виднелся небольшой супермаркет, и Ларский поехал к нему. К моменту, когда он припарковался, его руки начали сильно трястись, а лицо сделалось белым, как мел.

— Александр Сергеевич, насколько все плохо? — спросила я, коснувшись его плеча.

Ларский пробубнил что-то непонятное. Откинулся на спинку сиденья, запрокинул голову и глубоко задышал. Я открыла бардачок, достала пачку мармелада, вскрыла ее и протянула ему. Ларский посмотрел на мармелад как на гадкое лекарство, нехотя взял и закинул в рот пару мишек.