Семь месяцев бесконечности

Утро было туманным и в прямом и переносном смысле. Минус 49 градусов, дымка, голова гудит, скорее всего от болгарского перца. Новоявленные участники экспедиции Миши сохранились в палатках великолепно, а один из них, который радист, отозвал меня в сторону и спросил: «Слушай, а как вы выбираетесь ночью из палатки, если накануне вечером выпили слишком много чая и вам его не додержать до утра?» Я сначала не совсем понял вопрос, а потом сообразил, что не проинструктировал их на этот счет накануне. «А никак: у каждого из нас есть специальный резервуар для израсходованного чая». — «А если без резервуара?» — не унимался Михаил. «Без резервуара? — удивился я. — Тогда мы просто открываем дверь и выходим наружу». — «В том-то и дело, что я не смог вылезти наружу ночью, — печально сказал Миша. — Я расстегнул молнию, но уперся головой в какую-то холодную стенку. Положение было критическим, и тут, к счастью, я заметил небольшое отверстие в полу. Я протиснулся в него, прополз под палаткой и скоро был на улице, — он посмотрел на меня с видом человека, которому удалось решить проблему, над которой вот уже долгие годы бьются лучшие умы человечества: — Как ты думаешь, почему меня облаяли собаки?» Я понял, что Михаил не справился с двойной дверью, открыл первую, а на вторую у него не хватило сил, но он не растерялся и выполз в буквальном смысле этого слова через наш подпол, что, безусловно, привлекло внимание собак. «Да, — подумал я — еще не создана такая американская палатка, в которой можно было бы удержать истинно русского человека!» После обеда в кинозале «Комсомолка» по просьбе Этьенна и Стигера специально была проведена демонстрация фильма о войне. Фильм имел довольно угрожающее название «Если враг не сдается, его уничтожают», что было весьма наглядно продемонстрировано в течение полутора часов. Грохот орудий и пение снарядов не требовали особого перевода, поэтому, я думаю, и Этьенн, и Стигер получили удовольствие от фильма. Вечером неугомонный Валентин приготовил целую гору блинов, которые прекрасно пошли с вареньем и сгущенкой. «Рашен фуд — вери гуд!» — только и слышалось со всех сторон. На следующее утро мы прощались с Комсомольской. Герасимыч приготовил на посошок омлет с корейкой. Омлет получился небывалой толщины и воздушности и стал достойным завершением нашего полуторадневного отдыха на Комсомольской.

Вчера из-за дымки погода была нелетной, и Саня не смог прилететь с Востока. Решили, что одна «Харьковчанка» подождет его до полудня, а вторая пойдет с нами. Мы оставили на Комсомольской Куку и Содапопа, с тем чтобы ближайшей оказией отправить их в Мирный самолетом, но Герасимыч предложил свой вариант, сказав, что лучше, по его мнению, оставить собак на Комсомольской, подлечить их и подкормить. В Мирном этим будет некому заняться, потому что там слишком много людей… Мы согласились и отвели собак в тамбур жилого дома, где Герасимыч уже приготовил им две подстилки в разных углах. Баффи мы решили взять с собой, поскольку Уилл надеялся, что, когда мы спустимся пониже с купола и станет потеплее, он сможет работать в упряжке.

Уходили со станции тоже при плохой видимости. Тягач пошел вперед, ему надо было обогнуть взлетную полосу, а мы двинулись через нее напрямик. Скоро Комсомольская растаяла в дымке за спиной.