Семь месяцев бесконечности

Утро! Утро начинается с пожара! Да, именно так оно и было, как ни прискорбно это признавать. Все-таки второй пожар! Скорее всего пожар возник оттого, что Кейзо накануне вечером после заправки бензином примуса не очень плотно прикрыл краник, а затем ночью краем спального мешка зацепил его и приоткрыл еще больше. В результате в сопло главной горелки примуса налилось изрядное количество бензина. Печка по этой причине долго не запускалась, но когда все-таки запустилась, то вспыхнула вся разом, сразу же заполнив палатку пламенем и едким дымом — горел жир и прочие пищевые остатки, скопившиеся на поддоне. Пришлось выбрасывать примус в снег, чтобы охладить его пыл. Горение продолжалось минут десять, а мы пока проветривали палатку. После такой встряски примус выглядел как новенький: вся грязь сгорела, и мы снова аккуратно запустили его, на этот раз без происшествий. Кейзо удалось загасить также и свой бикфордов шнур, так что сегодня с утра он был в боевом настроении. Сегодня потеплее (минус 35), но ветер сильнее, так что даже стало продувать насквозь мой ветрозащитный костюм.

Вновь упряжка Кейзо и Этьенна, шедшая первой, заметно опережала остальные две, и нам приходилось частенько останавливаться, поджидая товарищей, тем более что видимость в порывах ветра уменьшалась до 200–300 метров. Перед самым обедом Джеф и Уилл надолго исчезли из виду, и я увидел, что Кейзо отправился их искать. Ребята появились только минут через двадцать. Оказалось, что у Джефа сломалось крепление, которое он сменил всего четыре дня назад, и в дополнение ко всему на каком-то случайно подвернувшемся заструге перевернулись нарты. Обеденный синдром всеобщего оживленного молчания наблюдался и сегодня, в основном потому, что из-за сильного ветра мы все сидели врозь за своими нартами. Этьенн немного модернизировал наш обеденный лагерь, выстроив небольшую снежную баррикаду с наветренной стороны нарт, чтобы защитить от ветра наши спины, прислонившиеся к нартам с другой стороны. После обеда Уилл решил сделать несколько снимков упряжек на фоне сильной поземки. Для этого он попросил Этьенна встать к его упряжке, а сам переместился к лидирующей упряжке Кейзо. Интереснее всего то, что до этого резвые и поддерживавшие высокий темп собаки Кейзо сразу же после того, как к нартам стал Уилл, сбросили темп и пошли медленнее. Определенно Уилл каким-то и, кажется, далеко не самым лучшим образом влиял на собак.

Кейзо пожаловался, что сегодня примерно между 5 и 6 часами вечера он вдруг так сильно захотел спать, что вынужден был схватиться за стойку нарт и все это время проехать в полусонном состоянии. У меня и, как я заметил, у Этьенна подобное состояние наступает попозже, около 8 часов, то же самое, наверное, и у Джефа с Уиллом, поскольку, когда я возвращался со связи, они, как правило, уже спали. В эти часы только один человек по-настоящему бодрствовал в лагере — это профессор, который, по-видимому, освежал себя ежевечерними снежно-изыскательскими работами. Восток сегодня нас не слышал и потому сообщил только координаты, повторяя их для надежности несколько раз. Лагерь в координатах: 80,71° ю. ш., 106,2° в. д. Смотрел на координаты и сам себе удивлялся: «Какая линия! Какая целеустремленность!». Ничто — ни смена дня и ночи, ни боковой ветер, ни, казалось, ставший традиционным левый уклон — не может сбить меня с курса. Я прочно схватился за этот восточный, дважды восточный меридиан и не отпускал его! Вот что значит идти к дому! Дай-то Бог продержаться еще несколько дней до Востока!

13 января, суббота, сто семьдесят второй день.

Сегодня праздник, понятный из всей нашей шестерки только мне одному. Старый Новый год. Чтобы не объяснять ребятам на своем ломаном английском того, в чем сам не слишком разбирался на неломаном русском, я решил никому ничего не говорить об этом празднике, а обозначить его как-то косвенно. Начал я с того, что приготовил праздничный завтрак: ветчину, нарубленную мной заранее, и великолепное пюре на молоке. Кейзо был восхищен и смят. Празднование, неожиданное для всех, разумеется, кроме меня, продолжила погода. Ветер потихоньку прекращался, снежная пыль улеглась, и поверхность, та самая, которая вот уже на протяжении почти 2000 километров не давала покоя нашим ногам, исправно подкидывая нам под лыжи заструги, стала выравниваться. Стали попадаться совершенно ровные участки, где можно было развить хорошую скорость, что я и делал по мере своих сил, и собаки, разобравшись в причинах моего хорошего настроения, не отставали. В результате до перерыва прошли 14,5 мили, что было неплохой заявкой на весь день. Правда, в середине дня кто-то вспомнил, что сегодня тринадцатое, и, действительно, вновь поднялся резкий холодный ветер со снегом, но ненадолго — он стих, когда мы пришли в лагерь, накрутив на свое колесо 28,5 мили!