Семь месяцев (ЛП)

Я ласкаю её маленькую, крошечную, пухлую щечку еще раз, на этот раз улыбаясь. Черт, я не могу вспомнить, когда в последний раз улыбался. Ну, неделю назад…

Я осторожно беру её на руки, впервые с момента её рождения. Она такая легкая, будто весит меньше перышка. Ладно, может быть, не такая уж и легкая, но вполне могла бы быть и такой.

Слеза капает ей на щеку, и, клянусь, смех почти покидает меня, но затем он просто засасывается обратно в мои легкие, вместо этого его одолевает печаль.

Я облажался. Я должен был быть рядом с этим крошечным человечком с самой первой секунды. Она моя дочь, чёрт возьми. Я должен был полюбить её с самого начала. Я должен быть её защитником, защищать её от жестокости и не подвергать её страданиям.

— Я обещаю тебе, Бруклин, я постараюсь быть для тебя лучшим отцом, каким только смогу, — я прижимаюсь губами к её крошечному лбу, скрепляя свое обещание. — Я в долгу перед тобой. У тебя уже нет матери, поэтому ты заслуживаешь отца, который заставляет тебя чувствовать, что тебе даже не нужна мать. — честно говоря, это глупость, потому что ребенку нужны оба родителя.

Они заслуживают хороших родителей. Родителей, которые любят своего ребенка.

Эмори.

Эмори должна знать. Я только что дал имя её племяннице, она наверняка захочет это знать, верно?

Ну, а если нет, то ей лучше не брать в руки этот чертов телефон, потому что я уже кладу Бруклин обратно на бедра, тянусь к телефону, пролистываю контакты, пока не нахожу её.

Я не связывался с Эмори несколько месяцев. Вообще-то целый год после того, как она рассталась со мной. В прошлом году я звонил ей на день рождения, но она, к сожалению, не взяла трубку.

Год назад я надеялся, что, если я позвоню ей в день её рождения, мы сможем поговорить и снова встретиться. Но она не взяла трубку. Я благодарен, что она этого не сделала, потому что если бы она это сделала, возможно, у меня сейчас не было бы дочери. Я бы не нашел Милли.

Если бы она взяла трубку год назад… Милли все еще была бы жив… Перестань думать об этом прямо сейчас, Майлз.

У меня осталась вся жизнь, чтобы оплакивать Милли, но… прямо сейчас мне нужно позвонить Эмори. Я набираю её номер и жду. Меня всего трясет от нервов, пока я жду, когда она возьмет трубку. Как раз в тот момент, когда я думаю, что звонок перейдет на голосовую почту, она берет трубку.

— Майлз? — кажется, она плакала. Вероятно, так и было. Но Эмори не плачет. Она… Ладно, я понимаю. Я тоже плачу всю неделю.

— Я дал ей имя, — говорю я. — Я просто подумал, что ты, возможно, захочешь это знать, — признаюсь, мне сейчас немного страшно с ней разговаривать. Насколько я знаю, Эмори все еще меня ненавидит. Тем более сейчас.

Но она меня немного удивляет.

— Правда?

— Да.

— Как её зовут? — спрашивает Эмори, её голос постепенно выравнивается.

— Бруклин, — говорю я ей.

Что, если она ненавидит это имя? Ну, она не имеет права голоса в том, как я назову свою дочь. Но раньше я действительно ценил мнение Эмори, думаю, ценю и сейчас.

— Мило.

— Ты так думаешь?

— Ага, — кажется, она немного запыхалась.

Мы оба молчим, но я слышу её тяжелое дыхание. Я уверен, что она тоже слышит мое. Я не уверен, как долго мы будем молчать, но я просто знаю, что кто-то должен что-то сказать. И поэтому я начинаю первым.

— Эм?

— Да?

Я вздыхаю, неуверенный, хорошо ли то, что я собираюсь сказать.

— Я знаю, что это прозвучит неправильно, но с днём рождения.

— Спасибо, — её голос тихий. Могу поспорить, что она снова плачет.

У меня нет братьев и сестер, но я могу себе представить, как ужасно праздновать свой день рождения в одиночестве, хотя всю жизнь тебе приходилось делить его со своим близнецом.

— Как ты? — спрашиваю я, но я не уверен, хочу ли я получить ответ.

Как она должна быть? Конечно, не устраивать вечеринку. Глупый вопрос.

— Мой папа пьян, — отвечает она. — У него случился рецидив.

— Ой… — это плохо. Он был трезв уже много лет, но, полагаю, потеря ребенка заставляет тебя делать такие вещи, как… выпивать алкоголь.

Я хотел напиться до комы четыре дня назад, но отец мне не позволил. Он по-прежнему отказывается дать мне ключи от своего винного шкафа.

— Моя мама не разговаривает со мной. Не думаю, что она смотрела на меня с тех пор как…

— Милли умерла, — добавляю я, слыша, как ломается мой голос.

Мы с Эмори не разговаривали уже больше года. Не прошло недели, как Милли доставили в больницу после того, как у нее отошли воды. Или когда врачи срочно вывезли Милли из родильного зала в операционную. Эмори просто не разговаривала со мной. Она даже не взглянула на меня.

— Да.

— Ты… ты хочешь, чтобы я забрал тебя? Мы можем… — Можем что? Плакать вместе в моей спальне, чтобы ей не пришлось оставаться одной в свой день рождения? Я так не думаю. — Тебе не следует оставаться одной. Мы можем сложить оружие. Только на сегодня.

Эмори колеблется, но затем, глубоко вдохнув и выдохнув в два раза тяжелее, говорит:

— Да… было бы здорово.

ГЛАВА 61