Семь месяцев (ЛП)

— Лицо, которое говорит, что ты понятия не имеешь, что делаешь, но всё же довольна результатом, — я поворачиваюсь, сокращая расстояние между нами. Я смотрю на неё сверху вниз, поднося руку к её лицу, чтобы стереть красную краску с щеки. На самом деле это не помогло, но я всё равно пробую еще раз.

Впервые за долгое время я вижу, как Эмори краснеет. Румянец не от смущения. Она избегает моего взгляда, в то время как её щеки пылают все больше и больше. Я не думал, что когда-нибудь снова произведу на нее такой эффект.

— Я думаю, некоторые вещи никогда не меняются, — её голос остается мягким, когда она говорит, только на этот раз немного обиженно. А потом она вскидывает на меня свой взгляд, и пространство между нами наполняется невыносимым напряжением.

Нас окутывает тишина, а воздух достаточно хрупкий, чтобы лопнуть. Это как капля воды на краю крана — если следить за ней, то уйдет целая вечность, прежде чем она сорвётся вниз. Мы молчим, смотрим друг на друга, не двигаясь. Звук проезжающих снаружи машин приглушен, обычно мы их почти не слышим, но сегодня вечером они особенно тихие.

Говорят, Нью-Йорк — город, который никогда не спит, но он кажется почти мёртвым, когда я смотрю в бездонные глаза Эмори. В этот момент существует только она. И только она может заставить моё сердце биться так, как, я клялся, больше никогда не будет биться. Пульс учащается, но я чувствую покой.

Иметь в своей жизни такого человека, как Эмори, никогда не было так «сложно». Она чувствует, что хочет большего. Больше для меня, моей дочери. Эмори ощущается как крепкое, бескорыстное объятие, которым нужно дорожить. Она ощущается как летний ветерок. Свежий. Теплый. Чистый.

Один её взгляд пробуждает во мне чувства, которые я поклялся похоронить. Надежда. Любовь. Единственная форма любви, которая есть у меня в жизни — любовь к моей дочери. Любовь, которую я испытываю к ней, а она ко мне. Но Эмори… О, Эмори.

— Думаю, нет, — наконец тихо говорю я.

Я кладу руку её подбородок, поглаживая большим пальцем под её нижней губой, чтобы убрать ванильный коктейль с её кожи. Эмори закрывает глаза, как и я, осторожно утыкаясь головой в мою руку. Я не решаюсь убрать руку от её лица, не желая терять тепло её кожи. Но я все равно это делаю.

— Майлз?

— Да, дорогая?

— Могу я попробовать масляные краски?

Мои брови опускаются.

— Конечно, для этого они и существуют, Эм.

— На тебе, я имею в виду, — её глаза отрываются от моих, и в них искрится легкое смущение, которое она надеялась скрыть от меня. — Я хочу рисовать у тебя на спине. У тебя повсюду татуировки, но твоя спина пуста, поэтому я подумала… ничего страшного, если ты этого не хочешь. Я… я бы полностью поняла.

— Ты хочешь сделать это сейчас?

Лицо Эмори светится, как рождественская ёлка.

— А можно?!

— Да, конечно, — в любом случае, я больше не планировал пытаться снова заснуть.

Она подходит к сушилке, снимает одеяло и расстилает его на полу. Она велит лечь. Кто я такой, чтобы ослушаться свою жену?

Эмори выбирает краски, берёт кисти и всё необходимое, чтобы нарисовать что-то у меня на спине.

Если бы кто-нибудь сказал мне год назад, что я в конечном итоге буду жить с Эмори, буду женат на ней, и мы будем достаточно хорошо ладить, чтобы я мог позволить ей использовать масляные краски на моей спине, я бы, наверное, выпрыгнул из окна, чтобы этого не произошло. Но прямо в этот момент, когда Эмори сидит на моей заднице, проводя рукой по моей голой спине, мне всё кажется вполне правильным.

ГЛАВА 44

«Вдохновлен тобой в подкорке моего сознания» — Why by Shawn Mendes

Эмори

У Майлза довольно удобная задница. Я не уверена, на что я рассчитывала, но определенно ничего подобного. Может быть, несколько костлявая. Мускулистая задница, если хотите. Как и его спина.

Так как он постоянно ходил по дому без рубашки, я знала, что он мускулистый. У него пресс, за который можно было умереть. Но я никогда не обращала особого внимания на его спину. Не такая мускулистая как у бодибилдеров, но тоже довольно тренированная.

Кожа Майлза мягкая, идеально подходит для того, чтобы на неё нежно легла краска…

— Краска легко смывается, просто нужно использовать для этого детское масло, — говорю я ему, нанося немного масляной краски на цветовую палитру, макая свою маленькую кисточку в розовый цвет. — Легче использовать масло для растворения масла.

— Ммм, тогда сделай это ты, — я думаю, в этом есть смысл, поскольку он, возможно, не сможет дотянуться. Но я могу это сделать, ведь это я заварила эту кашу.

— Хорошо.

Я опускаю кисть с правой стороны, между его поясницей и серединой позвоночника, и слышу как с его губ сорвался выдох, когда он кожей ощутил холод краски. Я рисую первый контур розы, маленький, только базовый слой, без растушевки.