Семь месяцев

— Да. Ты из тех людей, которые не лгут без необходимости. Ты откровенна со всеми, кроме своих родителей. Когда ты говоришь, я знаю, что ты это имеешь в виду на самом деле. Когда ты сказала мне, что не собираешься умирать, я тебе поверил. Независимо от того, можешь ли ты действительно повлиять на это или нет, я всё равно верю тебе. Я доверяю твоим словам, потому что это именно то, что ты заставляешь людей делать. Ты заставляешь всех доверять тебе. Каждый может рассчитывать на твою честность. Так что, если бы ты действительно верила, что умрёшь, ты бы сказала это.

Я начинаю раскрашивать коробочки для стебля, не торопясь придумать то, что можно сказать. Но мне ничего не приходит в голову.

Майлз умеет подбирать слова, которые просто лишают меня дара речи. Предполагалось, что он единственный человек в моей жизни, который ненавидел меня больше, чем мои родители. Предполагалось, что он — отец моей племянницы, которого я терплю только из-за Брук. Предполагалось, что от него у меня должно выворачивать живот и я должна хотеть блевать, а не чувствовать, как замирает сердце и появляются улыбки в моменты, когда я думаю о том, что он сказал или сделал тем самым утром. Он должен отравлять мою еду, а не предлагать её, чтобы сохранить мне жизнь.

Добавив ещё несколько теней и бликов к цветочной картине, я, наконец, закончила. Вышло неидеально, но так и должно быть.

Ставя палитру рядом, я кладу руки по обе стороны от его тела, бросая взгляд на мой шаткий шедевр. Но мой взгляд невольно задерживается на обнаженной коже, там, где её не коснулась краска. Почему его кожа такая чертовски гладкая? Такая… осязаемая. Не осознавая своих действий, я провожу кончиком пальца вниз по его спине, чувствуя каждую мышцу его спины.

— Сделай снимок, — внезапно говорит Майлз, возвращая меня в реальность. — Я имею в виду то, что ты нарисовала. Хочу это увидеть.

— Хорошо, не двигайся, — я осторожно встаю и направляюсь в нашу спальню за телефоном.

Возвращаясь в художественную студию, я заглядываю в комнату Брук для того, чтобы проверить, спит она или нет. Она, конечно, всё ещё спала, иначе она бы уже звала своего отца. Этот ребенок постоянно просыпается с мыслью, что умирает с голоду.

Вернувшись к Майлзу, я нависла над ним, фотографируя спину, добавляя ещё одну фотографию к коллекции фотографий моего мужа, на которых я теперь буду помешана, разглядывая, когда его нет рядом. Но я не думаю, что на этот раз выложу это в интернет.

— Это только для нас.

Моим подписчикам не обязательно знать всё, что я с ним делаю.

— Держу пари, это выглядит неплохо.

— Так и есть, — подтверждаю я. — Но ты выглядишь лучше.

Он усмехнулся.

О, чёрт… Я не хотела говорить это вслух. Пошел ты, рот.

— Что ж, спасибо тебе, дорогая. Рад знать, что ты считаешь, что я хорошо выгляжу.

— Заткнись, — я стою над ним, поэтому использую свою ногу, чтобы пнуть его. Прямо по его заднице.

— Есть некоторые люди, которым нравится получать пинки и пощечины, ты знаешь?

Игнорируя его, я говорю:

— Вы можете сесть, мистер Кинг. Но делайте это с осторожностью, чтобы не испачкать одеяло.

Я, конечно, уже испачкала покрывало, поэтому моё замечание было несколько неуместно. И всё же Майлз встаёт осторожно, совсем не размазывая краску. Однако он продолжает сидеть на одеяле. Протягиваю ему телефон, показывая фотографию. Его глаза загораются чем-то вроде гордости, перед тем, как он поднимает взгляд на меня.

— Это прекрасно, Эмори.

— Спасибо.

— Черт, я мог бы сделать это татуировкой.

— Что? — смеюсь я, запрокидывая голову назад. Останавливаюсь, когда я понимаю, что он говорит серьезно, так как он вовсе не смеется.

Когда я снова смотрю на него, моё тело начинает наполняться странным ощущением. Чем-то пугающим.

— Скажи мне, что ты шутишь.

Он качает головой:

— Мне нравится. Это сексуально.

Он хватает меня за руку и тянет обратно к себе на колени, так что мы оказались лицом к лицу. Наши лица настолько близко, что его нос касается моего, горячее дыхание скользит по моей коже.

— Значит, ты хочешь ходить всю оставшуюся жизнь с татуировкой, которую сделала я?

Он кивает.

— В любом случае, у меня уже есть кое-что из твоих татуировок. Так что вполне можно добавить еще одну.

Я слегка приоткрываю губы от шока, и, должно быть, он замечает это, потому что не проходит и секунды, как его губы прижимаются к моим. Либо он воспринял это как приглашение, либо он действительно хотел поцеловать меня. Почему-то я надеюсь на второе.

Его язык проникает в мой рот, нежно, но требовательно касаясь моего. Держа за бедра, Майлз притягивает меня ближе, пока между нами не стираются последние сантиметры. Он снова и снова целует меня.

Долгое время я задавалась вопросом, почему люди говорят, что поцелуи заставляют тебя таять и забыть об окружающем мире. Я никогда не понимала, как поцелуй может вызвать такое ощущение, когда воспламеняется каждая клеточка тела, требуя повтора.